Люди мужества - [13]

Наш корабль взял обратный курс. Впереди был неблизкий путь. А погода начала портиться. Перед линией фронта ТБ-3 вошел в плотный слой облаков. Я пометил на карте расчетное место и доложил командиру корабля наши координаты. Летчики плавно вращали большие круглые штурвалы, следили за показаниями, приборов.

— Скоро будем дома! — крикнул мне Шишигин.

Радист принес радиограмму: «Аэродром закрыт, идите на запасный». Я начал настраивать радиополукомпас на приводную радиостанцию запасного аэродрома, но позывные почему-то исчезли. Что делать? Облачность не уменьшалась, земли не было видно, а расчетное время подходило к концу.

По моей просьбе летчики снизились до 300 метров. Под нами расстилалась все та же серая муть.

— Горючего на пять минут, — доложил борттехник.

Лейтенант Шишигин приказал готовиться к вынужденной посадке. Борттехник встал у штурвала стабилизатора, я зарядил ракетницу, ушел в носовую часть штурманской кабины. Но выстрелить не успел — все четыре мотора заглохли. Сразу стало тихо. Только свистел встречный поток воздуха. Командир резко толкнул рули глубины и, сохраняя скорость, повел машину на снижение. По широкому плексигласовому козырьку били капли дождя. Свет белых ракет блекло таял в густом тумане. Но вот внизу смутно замелькали черные верхушки деревьев. Огромные колеса самолета уже цеплялись за них, ветки хлестко стучали по обшивке.

— Спокойно! — предупредил командир членов экипажа. — Садимся на лес.

Борттехник энергичным движением выбрал нужный угол для посадки. Тяжелый бомбардировщик с грохотом опустился на лесную поляну и, подпрыгивая на бугорках, подминая мелкий кустарник, неуклюже покатился по земле.

Все обошлось благополучно благодаря летному мастерству Алексея Николаевича Шишигина и смелости всего экипажа. Но поволноваться пришлось немало. Особенно мне, потому что я чувствовал себя единственным виновником вынужденной посадки.

…Праздничные дни Первомая мы провели на своем аэродроме. Наш самолет подремонтировали, поставили новый мотор. 3 мая экипаж вылетел на аэродром подскока — в освобожденную Россошь. А два дня спустя мы поднялись в воздух для бомбардировки скопления вражеских войск в Днепропетровске.

К цели подошли без затруднений. С высоты 2100 метров хорошо просматривалось русло Днепра, даже видны были оба моста через реку. Цель беспрерывно бомбили наши самолеты. Я тоже сбросил бомбы и, как всегда, стал наблюдать за тем, куда они упадут. В расчетное время увидел в районе цели два взрыва. Приняв их за удары своих бомб, сообщил по радио на командный пункт о том, что боевое задание выполнено.

Вместе с борттехником мы смотрели вниз. Хорошо видели вспышки света фар. Вся дорога была забита транспортом: гитлеровцы отступали на запад. Естественно, настроение у нас было приподнятое, каждый горел нетерпением скорее прогнать немецко-фашистских захватчиков с нашей земли.

На аэродроме подскока в Россоши Шишигин зарулил самолет на окраину стоянки. Недалеко оказалась небольшая речушка, которая впадает в Дон. В предрассветной мгле командир нащупал мягкую травку, сказал:

— Вот здесь, на бережку, стелите газеты, будем завтракать.

Он достал термос, налил нам чаю, и мы приступили к трапезе. Но тут же были ошеломлены «громом среди ясного неба».

— Бомбы не сброшены! — крикнул бортмеханик старшина Коля Попов.

Все бросились к самолету. Под широкими крыльями ТБ-3 висели по две двухсотпятидесятикилограммовые фугаски. У меня подломились ноги, язык онемел. Командир корабля взял меня под руку, привел к «столу» и, вместо того чтобы ругать, спросил:

— Забыл снять предохранитель с бомбосбрасывателя? — И успокоил: — Не переживай, штурман. Самое страшное позади — мы удачно сели с бомбами, не подорвались…

В эту тяжелую для меня минуту я понял, сколько самообладания у моего командира.

Мы вернулись на базовый аэродром. Я ждал наказания, но никто не напоминал мне о моей провинности. Все однополчане знали, что наш замполит майор Петросянц умел терпеливо во всем разобраться, понять душевное состояние подчиненного, к нему можно было смело идти с любой бедой. Пошел и я. Комиссар, внимательно выслушал меня и сказал:

— Знаю, младший лейтенант, историю с бомбами. Понимаю вас. — Он дружелюбно посмотрел на меня и заверил: — Можете летать спокойно, только больше не повторяйте ошибок…

7 мая наш полк вылетел на бомбардировку вражеского аэродрома в Полтаве.

Над линией фронта на высоте 1800 метров затрясло мотор. После попытки борттехника устранить неисправность Алексей Николаевич Шишигин выключил закапризничавший двигатель и объявил:

— Пойдем на цель на трех моторах!

Самолет летел со снижением. Над Полтавой высота была всего лишь 800 метров.

— Нас собьют, товарищ командир, — с тревогой сказал борттехник.

— Не собьют! Штурман, приготовиться к бомбометанию в один заход!

Казалось, весь огонь врага был направлен на наш самолет. Я сбросил серию бомб на цель и тут же просигналил об этом командиру. Он с резким снижением развернул корабль и лег на обратный курс.

Борттехник доложил, что в самолете много пробоин, но моторы работают исправно. Высоты у нас оставалось 300 метров, а до линии фронта было еще не менее десяти минут лета, и каждая из них тянулась бесконечно долго. И только тогда напряженность экипажа сменилась спокойствием, когда наш старенький и израненный ТБ-3 перетянул линию фронта.