Люди Кода - [34]

Он бросил куртку на землю и опустился на нее, подогнув ноги. Сидеть было жестко, сквозь ткань чувствовались острые грани мелких камней.

Кольнул страх — подобное чувство возникло у него, когда он спустился с борта «Боинга» на летное поле аэропорта Бен— Гуриона. Кончилась прежняя жизнь, началась новая, и было страшно. Но тогда он хотя бы знал, что с ним может произойти через час, день и даже месяц. Мог мысленно планировать. Сейчас он не знал ничего — даже того, в каком порту оказался. Единственное, что не позволяло немедленно впасть в панику — убежденность в жесткой логичности происходящего. Генетическая программа включена. Он стал таким, каким предполагали видеть человека те (тот?), кто создавал Код. Физические законы, к которым он привык, оказались нарушены? Возможно. Значит, нужно разобраться в физических законах, к которым он еще не привык. Если вчера он не очень-то и поражался, телепортируя себя на расстояние в несколько километров, то нужно понять, что между сантиметром и световым годом нет принципиальной разницы. Если можно перемещаться (в подпространстве?) на расстояние мизинца, то какой закон помешает сложить триллион мизинцев?

В конце концов, «почему» — вовсе не первый вопрос, на который он должен непременно ответить. Важнее — зачем?

Он не разбирался в астрономии настолько, чтобы по расположению звезд определить звездную систему или — тем более — отыскать Солнце, если оно вообще есть в этой Вселенной. Можно подождать несколько часов и рассчитать — вокруг какой точки обращается небесный свод, определить направление на полюс. И что это даст? Ему все равно, где здесь север, поскольку он не знает, что может на севере находиться.

Он рассуждал так, будто ничего не изменилось в его организме. Изменилось все. Он стал другим. Каким — он не имел ни малейшего представления. Значит, и логика поведения должна быть иной. Какой? Это известно ей самой — логике, а не ему с его устаревшим образом мысли (кстати, почему, если изменился организм, мысль, процесс принятия решений остались на прежнем уровне?). Значит, нужно прекратить рассуждения и сделать первое, что придет в голову.

Он закрыл глаза, опустил голову на грудь, сложил руки на коленях. Полностью расслабиться не удавалось, поза была неудобной. "Дина!" — позвал он. Ему послышался слабый ответ, но это была, конечно, игра воображения.

Прошла минута, прежде чем он понял (и опять испугался), что острые камешки больше не мешают ему сидеть. Он открыл глаза и вскочил на ноги.

Если бы он не отбежал метров на пять, то наверняка был бы смыт волной. Способность слышать вернулась через несколько секунд после способности видеть, и львиный рык падавшей водяной лавины настиг его, когда ноги увязли в глубоком и рыхлом пляжном песке. Наверняка это был океан, а не какое— нибудь небольшое море вроде Средиземного, хотя и там однажды он видел валы, бежавшие на берег подобно орде захватчиков, убежденных в полной безнаказанности.

Он огляделся по сторонам, когда сердце перестало колотиться о ребра. Рубашка стала влажной от брызг, мелкие капельки падали на лицо, и, облизнув губы, он с удивлением обнаружил, что вода не соленая. Привкус у нее был, но вовсе не тот, какого можно было бы ждать от капли из океанского прибоя.

Он постоял, заново привыкая к темноте, и начал различать уходившие в небытие ночи барханы, а присмотревшись, разглядел на пределе видимости очень слабые огоньки на горизонте или на чем-то, что служило горизонтом во тьме. Просто между мерцанием звезд и чернотой земли он углядел тонкую линию немерцавших огоньков. Может быть, если бы не грохот прибоя, он и услышал бы что-нибудь (голоса? рокот двигателей? молитву?).

Он пошел на эти огни, повернувшись к океану спиной и ощущая легкое давление — от прибоя тянуло ветерком, влажным, прохладным и настойчивым. Ноги увязали в песке по щиколотку, песчинки перетирались внутри туфель, он снял обувь, оставшись в носках, почувствовал сквозь них жар тягучей сковороды и пошел быстрее, чтобы время соприкосновения с песком было как можно меньше. Только тогда он подумал, что куртка осталась где-то в пустыне, а в карманах — дискеты, единственное его достояние. Сожалеть было бессмысленно, он все равно не знал, за сколько десятков или тысяч километров от куртки он теперь находится. Собственно, он мог оказаться на другой планете — определиться по звездам он все равно не мог.

Он уходил от океана и больше не делал попыток телепортировать себя куда-нибудь еще. Любую способность нужно использовать с умом, а на что он еще был теперь способен, знало лишь его подсознание, которому он не то, чтобы не доверял, но относился с опаской, привыкнув за сорок лет жизни поступать разумно и обдуманно.

Через полчаса он устал вытягивать ноги из песка при каждом шаге. Он опустился на песок, принявший его как мягкая и удобная перина, нагретая специально для спокойного и теплого сна. Ему было хорошо, но спать он не собирался. Теплота и тишина, однако, засасывали, песок здесь не был так горяч и почему-то, пересыпаясь под пальцами, не оставлял песчинок. Будто сухая жидкость, — подумал он отстраненно. Он набрал песок в пригоршню и услышал тихий стон — или ему показалось? Песок стек между пальцев, оставив ощущение чего-то мягкого и пушистого.