Люди как птицы - [18]

Старик смотрел на мою возню, и глаза его светились счастьем.

Когда я закончила, он обнял меня, и я прижалась к его худому телу, вдыхая запах старой одежды. Его плечи сотрясались — чувствовалось, что он плакал.

Мне стало его безумно жаль, и я поцеловала его в дряблую щёку.

Его надтреснутый голос был для меня словно гром с ясного неба:

— Спаси…Спасибо вам, девушка… Спасибо за ваше внимание и любовь.

— Как? Вы… говорите? Вы можете говорить? — отстранилась я, изумлённо озирая его светящееся лицо.

Он кивнул седой головой.

— Теперь… Теперь говорю. Но я не говорил… тридцать лет!

И вдруг сзади раздался стук, как будто звук падающего тела. Старик охнул.

Я обернулась — у входа в комнату лежала красивая молодая женщина, скорее — богатая дама, так она была одета. Её шляпка слетела, обнажив тёмные, цвета воронова крыла, волосы, косу, заплетённую колечком.

Я бросилась к ней.

Общими усилиями мы перенесли её на диван. Старик подал воды, а я расстегнула воротничок, побрызгала холодной водой и похлопала по щекам. Лицо девушки мне показалось смутно знакомым. Но где же я его видела? Или она на кого-то похожа?

Старик склонился над нею:

— Господи, да это же С-софья, Сонечка!

Потом посмотрел на меня и объяснил:

— В-внучка м-моя. Как вышла замуж, так давно уж не приезжала. И вдруг — т-такая радость!

Софья пришла в себя, открыла глаза.

Она села повыше на кровати, мы подложили под спину подушку.

— Дедушка, прости меня. Я когда зашла и увидела, что ты беседуешь — ты, не говоривший всю мою сознательную жизнь, у меня просто помутилось в голове…

— Да я и не удивлён, Софьюшка, такой твоей р-реакции. А знаешь, это всё — заслуга моей г-гостьи, очень необычной госпожи… Она… она помогла мне преодолеть… все преграды и вновь з-заговорить! А вот как её зовут — до сих пор не знаю.

Я назвала своё имя.

Вскоре мы уже сидели за круглым столом, и Софья угощала теми вкусностями, которые по её велению прикупил по дороге слуга. Как выяснилось, старика звали Захаром Романовичем, и он действительно не говорил много лет, после страшного проклятия.

— Но кто вы? Откуда? Вы выглядите необычно и говорите как-то странно, — сказала Софья, оглядывая меня.

Тут вмешался Захар Романович, зашевелил бледными губами:

— Я шёл вчера с рынка, гляжу — какая-то необычная дама сидит и от холода с-страдает. Одета как-то бедно и не по — нашенскому. Жалко мне её стало, вижу — бесприютный человек, у которого в жизни что-то случилось. Н-никогда не подбирал нищих и бездомных, а тут, как будто что-то переключилось во мне, дай, думаю, позову. Вот она и помогла, согрела старика своей добротой!

И тут добавила Софья:

— А меня сегодня как будто что-то ударило, дедушка. Вдруг вспомнилось всё, подумалось, что давно уже не была у тебя, совсем забыла! Ведь раньше муж мне ездить запрещал, а сейчас нет дома его, по купеческим делам уехал. Вот я и решила тебя проведать, велела запрягать, а тут — такое чудо!

Софья говорила взахлёб, глаза её, бархатно-тёмные, блистали, она вытирала их платочком.

Я была вынуждена спросить напрямую:

— Как же получилось, что вы так долго молчали?

Захар Романович склонил седую голову:

— Ах, девочка моя, случилась беда! Я был проклят женою, которую любил когда-то, очень давно. Она оказалась тяжёлым человеком, можно сказать, пила с меня кровь, словно упырь. С каждым днём я угасал, забросил любимую науку. И когда я сделал шаг к разрыву и объявил о своём уходе, она закричала мне слова проклятия: «Пусть уста твои навеки закроет каменная плита и ни одного слова ты не сможешь произнести! Будешь ты прозябать в бедности и одиночестве». С того я действительно замолчал, но всё же решился на уход. Когда я был на пороге и оглянулся на свою жену, наверное, что-то дрогнуло в её сердце, и она добавила, что если найдётся молодая женщина, которая согреет меня и моё жилище теплом и ласкою, то чары развеются.

— И как же вы жили после этого?

— Вот так и жил тридцать лет — совершенно один. Утратил работу, друзей. Сын забыл меня, приезжал редко и только внучка Сонечка иногда посещала моё скромное жилище. Потом я утратил и сына! Он был офицером и погиб на войне. Супруга его скончалась от горя. Соня вышла замуж за богатого купца Елисея Острожского, который равнодушно и холодно относился ко мне и запретил появляться в их доме.

— Он не разрешал и мне посещать дедушку. Да только я ездила украдкой. Приказывала поздно вечером запрягать карету и ехала. Мой слуга Ефрем никогда не выдавал меня, — добавила Софья.

Её лицо сияло добротой и счастьем, несмотря на общую печальную тему разговора.

Позже мы с Софьей приготовили хороший обед для старика.

Пока готовили, вели неторопливую беседу. Я постепенно высказала свои соображения по поводу Захара Романовича.

В ответ Софья сказала с искренним запалом:

— У меня уже собраны деньги. Я уговорю деда оставить эту лачугу и переселиться в более уютный домик на той же улице, где и наш дом.

— Кроме того, если он заговорил, и говорит всё лучше, то вероятно со временем сможет восстановить связи в научном мире, — предположила я.

— Да, вероятно! Я уже подумала и об этом. Ведь без науки он никто! Он в Географическом обществе трудился… А теперь есть возможность всё вернуть, всё — благодаря вам! Спасибо вам огромное! Бог наградит вас за вашу доброту!