Люди и те, кто против них - [18]

Нет, он когда-то ссорился с полицией! Однажды взял интервью у одного шофера-эмигранта, которого полицейский назвал «грязной тварью». Это было на Альбионе. Полицейского, конечно, выгнали, и тот сдуру пообещал намылить шею «этому проклятому журналисту». И что же? Пол не стерпел, нашлись свидетели, и бывшего полицейского упекли куда надо за угрозу смертью. И Пол ходил счастливый.

Кстати, по слухам, «там, где надо» тот тип смог заработать куда больше, чем заработал бы в полиции… Тогда Пол стал еще счастливее. И даже проголосовал за какую-то партию на выборах, чье название больше нравилось. По сути, между партиями не было разницы, все они обещали оберегать то, что нравилось людям — их свободу. И обещали не чинить препятствия в их продвижении по жизни-дороге…

Пол проснулся и пришел в ужас!

Слышались частые выстрелы. Словно чихает кто-то, как кошка, которая проглотила перышко, но то чихал прокаженный… Прокаженная страна, Пол. Дружок, скорее всего ты погиб, подумал он. Хотя, есть Бог и Судьба… Только не думай, что тебя пощадит Остров. Они и разбираться не будут. Все, кто на Побережье — теперь их враги.

Было бы меньше обиды, если бы его застрелили солдаты по приказу капитана Власюги. В независимом информационном агентстве давно подозревали что журналисты пропадали не только с помощью мятежников, но и по мановению всемогущей руки ВСБ. Этот факт добавлял правоты Полу и его далеким товарищам, а следовательно, немного очищал бы душу в момент смерти.

Но погибнуть случайно; по ошибке быть принятым за солдата, из тех, что мучили его и издевались, которых он ненавидел сейчас и даже хотел, чтобы их убили (увы, Пол!) — несправедливость. И сознавать эту несправедливость в последний момент было бы еще больнее.

Когда выстрелы прекратились, он вспотел и, обессилев, ткнулся лбом в утоптанную землю. В щель засвистел ветерок; шепотом переговаривались. «Кто-нибудь, помогите…»

— Пожалуйста, — жалобно прошептал Пол.

Из-за этого слова и от слабости он почувствовал на языке горькие слезы — ему вспомнилось детство на солнечных холмах, белоснежные фермы и виноградники Галлии, веселый праздник у церкви и шутихи, и как он просил у родителей подарить ему желтенькую лошадку-пони, она пахла как хлеб, который испекли его маленькие сестры. Вспомнилась теплая зима на Альбионе, когда они завалились в паб, и Нил спьяну принял какую-то девчонку за Джима и подарил ей свои часы и бутылку виски. Там стоял запах травы, которая только стала входить в моду, и у Пола заплетался язык, когда он пытался произнести ее название. А потом в паб завалился также и отец Нила, округлил глаза и накостылял всем, особенно Полу, которого принял за Нила. А потом они все пошли в парк и там смотрели на звезды, и отец Нила рассказывал, где какие созвездия… И тогда снова увидел черную жуть сарая на краю Вселенной.

— Помогите!..

Снаружи стояли те, кто стрелял, и они замолчали, внимая его просьбам. И вот открылась дверь.

— Я иностранный журналист! Помогите мне! Я попал в лапы ВСБ, — громко сказал Пол. Зажглась спичка, и он зажмурился, замерев и покорившись судьбе. — Документы у меня отобрали. Они, наверно, где-то здесь…

Тот, кто держал спичку, помолчал, разглядывая пленника.

— Выходите.

«Ничего страшного, — успокаивал себя Пол. — Если в меня выстрелят, то, наверно, я умру сразу и предстану пред Господом. А если не выстрелят, то останусь жив… А интересно, это общее наступление островитян, или всего лишь налет? Если налет, то сейчас они будут торопиться уйти…»

— Осталось всего несколько минут, — страшно нервничая, пробормотал человек, открывший дверь сарая. «Значит, налет. Я им только помеха, значит, меня не пощадят». Спичка упала. Пол успел заметить блеск стволов и стал упрямо глядеть куда-то в сторону и вверх. — Мы берем вас на Остров. Повернитесь лицом к стене.

Его обшарили, дружески похлопав по плечу.

— У меня нет оружия, — прошептал Пол.

— Понятно, что нет… Сигареты я искал, — вздохнули сзади. — Курить нельзя. Огонек видно в темноте.

— У меня все отобрали офицеры, — сказал Пол.

Позади послышались шаги. Подошел второй.

— Быстрее к шлюпке! А то сейчас начнется.

— Слушаю, командир!.. Эй, иностранец, давай за командиром.

— Что начнется, что вы имеете в виду? — спросил Пол.

— Стрельбу, чего же еще — если не успеем переправиться на шхуну.

«Уже была стрельба», — хотел сказать Пол, но тут его развернули невидимые руки и подтолкнули туда, где чернел кипарис.

В шлюпке было около дюжины человек. Судно островитян притаилось под двухсотметровыми скалами, оно сливалось с высокой скалой, стоящей поодаль от берега.

Пол шепотом спросил, что это за судно. Ему сказали: марсельная шхуна, а называется «Харизма». Его отвели в какое-то помещение. Сказали: «Тише!» он ответил «да», и его оставили одного, в темноте, не объяснив, куда можно приткнуться. Пол занервничал; и он почему-то не сомневался, что кто-то присматривает за ним снаружи, может быть, в него целятся. «Однако, гибель моя откладывается», — сказал он себе.

Как Пол убедился на своем опыте, иностранные журналисты могли погибать по разным причинам. Кто-то попал случайно в бой, кто-то не угодил офицерам армии Великодержавной Федерации. Но как профессионал и беспристрастный наблюдатель, он старался рассуждать, не вставая мысленно ни на одну из враждующих сторон.