Люди и судьбы - [31]

Последний день земной Рассказ об отце

Мы все умрём,

Людей бессмертных нет,

И это всё известно и не ново,

Но мы живём, чтобы оставить след,

Дом иль тропинку, дерево иль слово…

В. А. Махнёв. 1993 г.

Этого статного, высокого старика знали в доме все. Появился здесь он сравнительно недавно, лет, может, пять-шесть назад. Говорят, переехал поближе к дочери после смерти жены.

Каждый день примерно в одно и то же время он выходил на прогулку. Медленно, с достоинством раскланивался с местными кумушками, оккупировавшими скамейки, и такими же, как и он, стариками, мирно беседующими на солнышке или просто бездумно сидящими на лавочках в ожидании невесть чего. Маршрут также был одинаков. В горочку вдоль домов, мимо овощных палаток, кулинарии, почты к гастроному. Здесь он, как правило, кое-чем из продуктов отоваривался и по этому же маршруту двигался в сторону дома. Выходил он из дому и часиков в пять вечера. Это уже была просто прогулка. Но она, как правило, зависела от погоды. В дождь и слякоть гулять не было смысла.

Местные относились к нему по-разному. Народ жил здесь всякий. В основном работяги, их жёны. Разведёнки, вдовы. Дом в своё время, лет эдак тридцать назад, сдавался для заводчан. Вот и жил здесь люд попроще. Кто-то по пьяни мог фыркнуть вслед, кто-то мог нагрубить, опять же не от большого ума. Но то, что его здесь уважали, не вызывало никакого сомнения. Народ даже как-то подтягивался, смирнее становился, что ли, при его приближении.

А он с мягкой полуулыбкой:

– Здравствуйте, доброго здоровьица. Как настроение? Как дела? Приветствую вас. Спасибо, и вам того же.

Эти вроде бы дежурные фразы, сказанные им, воспринимались как добрые пожелания спокойствия, уверенности в себе, как доброе приглашение жить мирно, по-хорошему. И, прямо скажем, эти слова действительно поднимали настроение.

Сколько ему лет?

Глядя издалека на его медленную статную походку – лет шестьдесят пять, семьдесят, не более. Наверно, офицер в отставке, не иначе. Чуть поближе видно – в возрасте человек, жизнь немало его потрепала. Вон и рука правая трясётся, и спину уж больно прямо держит. Да, видать, потрепала жизнь. Но красив в молодости был, это безусловно. И сейчас вдовушки-старушки именно такого дедка, спокойного, уверенного в себе, хотели бы видеть рядом с собой.

Звали старика Владимир Алексеевич. Лет ему действительно было немало, восемьдесят четыре уж стукнуло. И жизнь действительно его потрепала. Война, более тридцати лет службы по военным гарнизонам. Болячки, которые накинулись, как по команде, после семидесяти. Смерть жены. И вот он здесь, в двухкомнатной квартире, одиноко доживает свои годы.

Был ли он несчастлив? Да нет, ни в коем случае. Дай бог каждому прожить такую насыщенную и интересную жизнь. Но одиночество, некая моральная усталость уже сказывались.

Ничто не изменило его привычку и сегодня.

На дворе январь, двадцать девятое число. Снег, пасмурно, лёгкий ветерок. Чуть ниже нуля на градуснике. Обычная для этих мест погода.

Вот он вышел, постоял пару минут, опираясь на палочку. Посмотрел по сторонам, чуть прищурив глаза, как бы привыкая к уличному свету. Всё, можно двигать. На улице пустынно, народ на работе да по домам. Лавочка у дома тоже пуста, мёрзнут местные барышни, у окон сидят небось, греются рядом с батареей.

Под ботинками похрустывает снежок. Раз, два. Ещё шажок, ещё шаг. Машин тоже почти не видно. Тихо, сразу понимаешь, день будний.

Зашёл в магазин. Вот уж где не бывает пусто.

Глянем, что есть поесть? Ты смотри, так и стихами можно заговорить. Есть что поесть. Булочку к обеду. Масло не забыть. Творожок. Вроде всё. К выходу.

Ботинки опять в ритм. Раз, два. Один, второй. Палка ритм сбивает. Но куда без неё, родимой! Треугольник, как говорят, жёсткая фигура. Не дай бог упасть. Не встану.

Остановился у забора детского садика. Любил он смотреть на детишек. Любил их непосредственность, весёлый, радостный смех. Любил смотреть, как мамаши расхватывают малышей по вечерам, обнимая их, глядя на весёлые родные мордочки, обещают всякие сладкие блага, лишь бы поскорее помчаться домой, где уж, наверно, заждались домашние, и муж вот-вот придёт с работы усталый. Надо еду подогреть. А малыш заигрался с таким же, как и он сам. Надуется, заревёт. Не хочу домой! Дай доиграть!

А сейчас малышей не видно. Холодно. В группах, наверное, в куклы играют, занимаются с воспитателями. Вон в окнах ярко горит свет. А во дворе только Петровна, дворничиха детсадовская, мерно скребёт снежок лопатой.

* * *

Вспомнил своих. Близняшки у них с Еленой Ивановной. Родились такие разные, Сашенька – толстячок, плакса. Дочурка Татьянка – молчунья, улыбается радостно, видя мамку, ластится к ней. Сынок с тёмными волосиками, дочка светленькая. Такие разные.

Как-то в выходной Лена с мамой, Антониной Мартыновной, на пару часов по делам пошли к родне. Автобусов не было, а пешком в одну сторону километра три-четыре, не менее. Уж и инструктировала молодая жена, и рассказывала, что детишкам и когда дать поесть, как и когда положить спать. Ну всё рассказала. Малышам было что-то около годика каждому.

Не прошло и десяти минут, концерт начался. Первым заплакал Санька. Ну а как же, он же больше на пару килограммов, ему больше и нужно. Попили водички. Танюшка захныкала. Здесь тоже водицей обошлось. Ещё через десяток минут опять дуэт запел вразноголосицу. Качнул одного, притих, качнул другого, тоже тишина.