Люди и монстры - [51]
Набравшись храбрости, он выглянул из-за развалин в поисках донжона — и не нашел. Даже стены замка едва вырисовывались в полумраке, словно обломанные зубы, разрушенные за минуты так, как не удавалось векам. И едва мальчик с ужасом понял, что утро с каждой секундой становилось не светлее, а темнее, как совсем рядом тусклый оранжево-красный свет ударил из-под земли, и из разлома показались алые дымящиеся ручейки.
— Магма?.. — выдохнул за его плечом Фалько. — Прыщавое брюхо Долдыка… На куртину, живо!
Но было поздно. Земля содрогнулась, и между ними и крепостной стеной разверзлась широкая трещина. Из нее, словно раскаленная багровая река, хлынула лава, стремительно заливая пути к отступлению. Гардекор выругался и, подхватив Белку, стал карабкаться на развалины. Граф, не выпуская сына и не проронив ни слова — за ними. Положить девочку и убитого было некуда, и мужчины пристроились на острых краях обломков бок о бок, прижимая к себе свои ноши. Глаза Эмирабель были закрыты, дыхание прерывистым и слабым, и лишь губы шевелились непрестанно, повторяя несколько коротких слов. Наклонившись, мальчик сумел разобрать: «Я не могу… паутина… я не могу… не могу… там паутина…»
— Бредит, — пробормотал гардекор, не сводя взгляда с медленно поднимавшейся лавы.
Са Флуэр, ссутулившись и опустив голову, безмолвствовал, точно смерть сына забрала кусок и его жизни. Что-то похожее на жалость к графу шевельнулось в душе Найза — и пропало, заглушенное гневным «Так тебе и надо».
Земля перестала трястись, и даже каменные снаряды летали теперь редко и низко, но большой разницы в том, быть расплющенным или изжаренным, мальчик не видел. Если бы можно было засыпать камнями огненную реку до крепостной стены и пройти как по мосту… Но нет — магма прибывала слишком быстро. Неужели всё?..
Нет, нет, нет, нет, нет!!!..
Он почувствовал, как пот заливает его лицо, грудь и спину — холодный, несмотря на подступавшую жару. Не желая сдаваться, он лихорадочно перебирал варианты спасения — неосуществимые все до единого. Он глянул на Фалько с надеждой, но не успел тот ничего сказать, как веки девочки дрогнули.
— Белка?.. — забыв обо всем, мальчик кинулся к ней и схватил за руку. — Как ты?
При звуках его голоса глаза Эмирабель изумленно распахнулись.
— Т-ты?.. — из искусанных губ вырвался тихий сип.
— Конечно я! И Фа… эру Тигр тоже здесь! Мы вернулись за тобой! Только… только…
Договорить он не смог — тихая, радостная улыбка озарила лицо Белки, на мгновение стирая следы мучений.
— Вы… вернулись… — прошептала она, и глаза ее засияли, будто не видела в жизни зрелища восхитительней мальчишеской физиономии, покрытой кровью и копотью.
— Ты не волнуйся. Теперь всё будет хорошо, — неловко соврал паренек, чувствуя, как в горле растет ком.
— Насколько это возможно, — уточнил гардекор.
Девочка улыбнулась, скосила глаза, вбирая мутноватым взглядом пожарища, метавшихся людей, проносившиеся камни, обжигающее багряное свечение, тьму за куртиной — и улыбка ее растаяла, а по лицу сумбурной чередой пронеслось узнавание, отчаяние, ужас… и стыд. Но стоило ее взору упасть на Мугура, как все эмоции вспыхнули, переплавляясь в одну: ненависть.
— Болью моей… кровью моей… — шевельнулись распухшие губы.
Лава у подножия их убежища всколыхнулась, а черная мгла за крепостной стеной с радостью подалась вперед, точно собака на голос хозяина. Со стен донеслись вопли ужаса.
Граф поднял на Белку потухший взгляд, словно всё самое худшее, что чародейка могла ему пожелать, с ним уже случилось — и опустил голову.
— Доамна Эмирабель, — проговорил он с трудом. — Я… сожалею о содеянном. Но если бы мне пришлось выбирать снова… я поступил бы точно так же. Роду са Флуэров был нужен кровный наследник. Хранитель Границы. Долг важнее чести и совести. Так написано на нашем гербе.
Рука его потянулась к кинжалу за поясом, и в тот же миг нож гардекора оказался у графского горла. Но Мугур, не замечая угрозы, протянул оружие девочке — рукоятью вперед.
— Я виноват. И хотя я ненавижу колдунов… Когда долг уходит… остаются совесть и честь са Флуэров. Я не прошу меня простить. Вы не сумеете. И я не заслуживаю прощения. Но если моя жизнь может искупить смерть вашего человека…
Девочка не пошевелилась.
— Вы… не вините меня? — слишком обессилевшая, чтобы повернуть голову, она указала глазами на разруху кругом.
— А вы себя?
Глаза Белки закрылись, и из груди вырвался судорожный всхлип. Гардекор обнял ее, как маленького ребенка, она обхватила его за шею руками, и тело ее задрожало, будто с рыданиями выходили все страдания, горечь и боль этих дней. Зная, что любые слова здесь не к месту, Фалько просто гладил ее по голове, тихо повторяя: «Ну же, ну же, ну же…»
Найз покосился на са Флуэра. Тот сидел прямо, с поднятой головой и сжатыми в ниточку губами. Ни дать, ни взять — надменный хозяин замка и графства… если бы не взгляд. Остановившийся, невидящий, точно устремленный в вечность. Жирную тьму кромсали алые отсветы лавы и пожарищ, и Мугур смотрел на догоравшие руины родового гнезда — но даже не щурился. Пальцы его механически перебирали слипшиеся от крови волосы сына. И снова жалость, внезапная и незваная, кольнула сердце мальчишки. «Если бы не ты! Если бы не твоя спесь!..» — прогоняя ее, яростно зыркнул он на Мугура, но прежней злости в душе не нашлось. «Какая разница, кто виноват больше… кто пострадал меньше… У нас — Лунга… У него — этот старик и сын… А еще слуги, стражники, волки… и весь замок. И он сам через час или полчаса… И мы сами. И всё из-за того, что его дурацкий долг не сошелся с честью…»
