Люди грозных лет - [19]

Видя, что генерал часто посматривает на часы, Бочаров решил задать самый последний, давно подготовленный вопрос.

— Товарищ генерал, — помолчав, спросил Бочаров, — как положение на фронтах под Севастополем и Харьковом?

— Честно говоря, трудное, — хмуро ответил генерал, — очень трудное.

Он хотел сказать, что Севастополь держится последние дни, что на Харьковском направлении немцы прорвали нашу оборону, продвинулись далеко вперед, подошли к реке Оскол, начали ее форсирование и завязали бои за Купянск, что наши войска под Харьковом отступают, что со дня на день ожидается наступление немцев и на Курском направлении, но сказать этого Бочарову он не мог и, только прощаясь, добавил:

— Обстановку вы скоро будете знать лучше меня. У вас будут самые свежие данные. Получите документы, автомобиль и на рассвете выезжайте! Желаю успеха!

* * *

Только в двенадцатом часу ночи, получив все документы и указания, Бочаров освободился. Прежде всего он решил дозвониться до госпиталя и поговорить с Ириной или хотя бы с Федотовым.

— Нет, нет! Что вы! — сердито ответил ему дежурный врач. — В такое время тревожить раненых? И не уговаривайте и не упрашивайте! Завтра с пятнадцати до девятнадцати часов — пожалуйста!

Бочаров понял, что разговор бесполезен, и решил сразу же по приезде на место службы написать и Ирине и Федотову. Поздно было ехать и к Канунниковым, и Бочаров отправился в офицерское общежитие.

Встретил его комендант — маленький капитан с охрипшим голосом и заспанным лицом. Тайком протирая глаза, он извинился:

— Простите, поселить вас некуда. Ни одной свободной комнаты. Есть одна, не очень большая, и там два старших лейтенанта.

— Ничего, переночуем вместе, — успокоил его Бочаров.

— Один-то ничего, а второй буйноват малость. Я не дождусь, когда он уедет, — говорил капитан, провожая Бочарова.

— А, начальник гарнизона! — услышал Бочаров звонкий, почти визгливый голос. — Разрешите доложить! Личный состав комнаты номер девяносто семь пребывает в состоянии безделья и празд…

Увидев стоявшего за капитаном Бочарова, высокий, в нижней рубашке, заправленной в военные брюки, мужчина лет тридцати с пышными, лихо закрученными рыжими усами осекся на полуслове, смущенно заморгал и, вытягиваясь, как в строю, проговорил:

— Простите, товарищ полковник, не заметил.

— Продолжайте в том же духе, — стараясь удержаться от смеха, серьезно ответил Бочаров.

— Да, знаете… — начал было усатый, но взмахом руки Бочаров остановил его и показал на стул.

Теперь Бочаров увидел и второго жителя комнаты. Это был низенький, поджарый, в новеньком обмундировании и ярко начищенных хромовых сапогах старший лейтенант. Едва вышел комендант, он, четко печатая шаг, подошел к Бочарову и так же четко, как шел, представился:

— Старший лейтенант Бондарь! После излечения в госпитале получил назначение в действующие войска!

Все еще стоявший в оцепенении усатый по примеру своего товарища тоже двинулся к Бочарову и, играя крупными желваками на выступающих скулах, доложил:

— Старший лейтенант Привезенцев, тоже из госпиталя и тоже в войска. Разрешите одеться?

Даже сейчас, попав явно в неловкое положение, из Привезенцева так и рвалась неудержимая удаль. Он ловко и быстро натянул гимнастерку, подпоясался, причесал растрепанные волосы и, видимо, довольный собой, уже свободнее и проще заговорил:

— Заладили эти кадровики, товарищ полковник, одно: езжай в запасный полк командиром батальона, и все. А что мне делать в этом разнесчастном запасном полку! Опять шагистика да смотры разные. Так и заявил им: только на фронт, или в этой комнате всю войну просижу! Испугались! Выдали предписание, уезжай, дескать, от греха!

— А вы тоже из госпиталя, товарищ полковник? — стараясь прервать непочтительную речь друга, спросил Бондарь.

— Да, из госпиталя.

— И долго лежали, разрешите узнать?

— Три месяца.

— И мы по месячишку отвалялись, — не замечая кивков и подмигиваний Бондаря, вновь заговорил Привезенцев, — а потом в отпуску погулять разбежались, да…

— Не удалось, — снова перебил его Бондарь, — время неподходящее.

— Ну что ты встреваешь? — накинулся на него Привезенцев. — Ты думаешь, нас товарищ полковник не поймет?

— Меня зовут Андрей Николаевич, — сказал Бочаров.

— А мы Федоры, он Логинович, а я Петрович, — представил себя и друга Привезенцев. — Вот я и говорю: ты думаешь, нас Андрей Николаевич не поймет?

Теперь Бочаров заметил, что Привезенцев много выпил, и только большая физическая сила и выносливость держали его на ногах.

— Знаете, Андрей Николаевич, — видимо все больше пьянея, продолжал Привезенцев, — тут даже самый спокойный человек взорвется. А я? Я что — слабый, нет, я не говорю физически, физически я здоров, еще двухпудовиком крещусь, я про силу моральную!

— В общем, товарищ полковник, у него несчастье, — поспешил на выручку Бондарь.

— У кого? — упрямо склонив голову и глядя в упор на Бондаря, с вызовом спросил Привезенцев. — Это у меня несчастье? Чепуха! Не таков Федька Привезенцев, чтоб поддаваться какой-то бабе. Она крутнула хвостом, не успел я на фронт уйти, снова замуж выскочила, а я — переживай?! Нет уж! Подумаешь, баба! Да я их сотни найду! И еще каких! Таких, что за меня в огонь и в воду, а не замуж за какого-то хлюпика!