Люди Домино - [23]

— Генри, — тихим голосом сказал Джаспер, — где блокнот?

Я был готов расплакаться.

— В доме. Я его обронил.

Стирфорта даже понукать не пришлось. Несмотря на то что из дверей и окон дедовского дома валил дым и отчетливо были видны шестифутовые языки пламени, он ринулся внутрь с энтузиазмом щенка, играющего с первой в своей жизни палочкой.

Я повернулся к Джасперу.

— Он там не сгорит?

— Стирфорт не знает слова «страх».

Я не мог понять, то ли это было произнесено с восхищением, то ли с завистью, то ли с сарказмом, а теперь думаю, что, может быть, это было вообще что-то совершенно другое.

Прошло пять или шесть томительных минут, и Стирфорт наконец появился — лицо обмотано носовым платком, на лбу сажа и гарь, в руках какой-то комок. Под бурные аплодисменты толпы он подошел к нам в тот момент, когда на Темпл-драйв примчались две полицейские машины и одна пожарная.

— Ну, нашли? — прошипел Джаспер.

— Блокнот сгорел.

— Что? — Глаза Джаспера, казалось, были готовы лопнуть от преувеличенного отчаяния.

— Но зато я спас вот этого бродягу.

Стирфорт передал мне серый мохнатый комочек. Я неловко принял его в руки, и когда кот посмотрел на меня, я мог бы поклясться, что на его физиономии была улыбка.

Стирфорт предложил нам выпить по кружечке пива. Вокруг нас суетились всякие врачи и полицейские, но Джасперу достаточно было произнести одно слово — «Директорат», и все они растворились в ночи.

К сожалению, то же самое сделал и кот — выскользнул из моих рук и бросился в темноту, прежде чем я успел что-то предпринять, чтобы остановить его. Я пустился было на лихорадочные поиски, но Стирфорт, которому до смерти захотелось съесть пакетик свиных шкварок, сказал, чтобы я оставил это, и подтолкнул меня в направлении «Розы и короны».

Они вдвоем вошли внутрь (хотя это заведение и напоминало собой что-то вроде школьной дискотеки), а я остался на улице, чтобы позвонить по телефону.

Соединение долго не проходило, но наконец:

— Мама?

— Да, дорогой.

Изнутри грянули восторженные вопли, когда послышались первые аккорды «Давай, Эйлин»,[28] и динамики врубили чуть ли не на полную мощность.

— Куда это тебя занесло, проказник?

— Долго рассказывать. Слушай, не знаю, как тебе об этом сказать… кто-то поджег дом деда.

В голосе мамы послышалась скучающая нотка.

— Правда?

— Он сгорел дотла.

— Вот как. — Я услышал, как кто-то говорит с ней.

«Опять Генри», — сказала она.

— Я был внутри, когда это случилось. — Меня уже начало бесить это ее полное равнодушие.

— Просто ужас какой-то. Ты мне непременно все расскажешь, когда я вернусь. — Она захихикала. — Кстати, Горди шлет тебе огромный воздушный поцелуй. Тебе поцелуй от Горди.

— Привет, Горди, — сказал я без всякого энтузиазма.

— Ну ладно, дорогой. Эти звонки стоят кучу денег. Пока, милый. — Даже не попрощавшись с ней, я сердито нажал кнопку «отбой».

Когда я вошел, заиграла «Сумасшедшая жизнь»,[29] и Стирфорт отбивал пальцами ритм по столешнице. На припеве он начал совершать какие-то странные птичьи движения головой, а мистер Джаспер, потягивая пиво, с ужасом поглядывал на него.

В пабе почти никого не было. Все действие, видимо, происходило в соседнем зале, где десятки тинейджеров были заняты чем-нибудь из следующего списка: танцевали, пили, тискались, курили, отрубались. В воздухе почти ощутимо висел запах гормонов, головокружительный дух юности.

Стирфорт пододвинул мне кружку.

— «Стелла»[30] устроит? Пинта доброго «женкина горя»?[31]

— Сегодня черный день, — пробормотал Джаспер голосом ослика Иа.

Не обращая внимания на многочисленные плакаты, призывавшие нас не курить, Стирфорт вытащил пачку сигарет и предложил мне. Я отрицательно замотал головой. Джаспер посмотрел с отвращением и пробормотал что-то похожее на «грязь».

Стирфорт сорвал с пачки целлофановую обертку.

— Вы знаете, что мы должны делать.

— Только не это. — Голос Джаспера дрожал и звучал неуверенно. — Только не они.

— Выбора нет, — сказал Стирфорт, извлекая из кармана зажигалку и поднося ее к кончику сигареты. Я заметил, что закурил он с огромным трудом, потому что, несмотря на его оживленно-беззаботный тон, руки у него тряслись.

Внезапно голова Джаспера дернулась вверх.

— Добрый вечер, сэр, — сказал он. — Мы обсуждаем… — Он замолчал. — Вы абсолютно уверены, сэр? Другого способа нет? — Гримаса. — Вы знаете мое мнение на этот счет, сэр. — Он пожевал верхнюю губу, потом неохотно кивнул. — Хорошо. Мы скажем Генри.

— О чем речь? — спросил я. — О чем вы собираетесь мне сказать?

У мистера Джаспера вид был такой, будто он готов вот-вот расплакаться. Липкие опивки надежно приклеили его кружку к деревянному столу.

— Это грязное место, — сказал он. — Грязное. — В его голосе слышалась какая-то лихорадочная напряженность. — Вас ждали, Генри. Вы знали об этом? Они сказали нам, что вы придете.

— Кто вам сказал? Что вы такое говорите?

Джаспер скорчил гримасу, словно каждое слово доставляло ему боль, каждый слог дорого ему обходился.

— В одном месте недалеко отсюда, глубоко под землей в отдельном бункере сидят двое военнопленных. У них руки по локоть в крови сотен людей. Их никогда не выпустят живыми.

У нас за спиной грохотали звучные барабаны евро-попа.