Любви навстречу - [47]

Из груди Мэри вырвался сладострастный стон, а Эдвард, целуя ее в щеку, прошептал:

– Растягивай удовольствие, милая.

Теперь Мэри уже уверенно направляла его руку круговыми движениями со все возрастающим нажимом. Внезапно бедра ее оторвались от постели, и она громко простонала:

– О, Эдвард, я… О господи!.. – Мэри содрогнулась всем телом; волны наслаждения накатывали снова и снова, одна за другой, и она не могла сдерживать крики удовольствия, раз за разом вырывавшиеся из ее груди.

– Хочешь еще? – спросил Эдвард через несколько минут.

Мэри кивнула. Оказалось, что рассказы некоторых женщин, которые она слышала в приюте, были чистейшей правдой, – а ведь Мэри никогда им не верила.

Тут Эдвард осторожно лег на нее сверху, и она замерла, вцепившись в простыни, – ей снова стало страшно.

Взглянув на нее, Эдвард прошептал:

– Милая, обещаю: если ты захочешь, чтобы я остановился, я так и сделаю, клянусь.

Мэри молча кивнула. Она была почти уверена, что действительно захочет остановиться, но точно знала, что не сможет сказать об этом Эдварду. А он прижался к ней своей твердой плотью, но не спешил, давая ей время привыкнуть.

Прошло несколько секунд, и Мэри вдруг поняла, что вместо ужаса ее охватило нечто совсем иное – это было странное стремление податься всем телом навстречу Эдварду. Неожиданно ее руки как бы сами собой обвили его шею, а ноги раздвинулись еще шире.

В следующее мгновение он вошел в нее и замер на секунду. Потом начал осторожно двигаться, и с каждым его толчком все тело Мэри словно вспыхивало, а из горла ее вырывались хриплые стоны. В какой-то момент, уловив ритм его движений, она стала приподниматься ему навстречу. Потом вдруг громко вскрикнула и содрогнулась. Эдвард же вонзился в нее последний раз и, глухо зарычав, тоже вздрогнул и затих.

С улыбкой, расслабившись, Мэри взглянула на Эдварда. Слезы безграничного счастья стояли в ее глазах. Наконец-то она больше не боялась ни силы мужского тела, ни хрупкости своего собственного. Но что же теперь будет с ее сердцем?..

* * *

Болезненный крик вырвался из горла Эдварда. И в тот же миг чья-то нежная рука погладила его по спине, и тихий ласковый голос произнес:

– Все хорошо, Эдвард, все хорошо…

Он сделал несколько глубоких вдохов и приподнялся на постели. Мэри тут же обняла его и стала поглаживать его по плечам, стараясь успокоить.

А он никак не мог прийти в себя; перед глазами у него все еще стояла жуткая картина – его отец, раскачивающийся на веревке. Эдвард помнил, как схватил старика за ноги и потянул вниз, чтобы сломать ему шейные позвонки. А затем были душераздирающие вопли матери, тоже тянувшей герцога за ноги. Страшнее всего было то, что им пришлось сломать ему шею, чтобы избавить, наконец, несчастного от страданий (ведь повешенный часто умирает не сразу, а в страшных муках – умирает, конвульсивно дергаясь на веревке).

Это была ужасная смерть. В ней не было ни капли достоинства. В тот день позор правил бал на радость толпе, выкрикивавшей оскорбления в адрес герцога. Не так уж много герцогов было повешено за всю историю Англии, и он, Эдвард, поспособствовал увеличению их числа.

Старик мог выйти сухим из воды. И вышел бы, если бы не Эдвард. Присяжные не смогли проигнорировать его исчерпывающие показания. Старый герцог изнасиловал и избил до смерти четырнадцатилетнюю девочку в их особняке. Высокопоставленные лица пытались уговорить Эдварда не давать показаний в суде, но тот был непреклонен.

Все последующие годы ему постоянно вспоминались те ужасные моменты – предсмертные хрипы отца и отчаянные крики девочки. И вспоминалось, как он обнаружил старика, стоявшего над ее телом с окровавленным подсвечником.

– Расскажи, – попросила Мэри. – Что тебе приснилось?

Эдвард вздрогнул, услышав ее голос, прозвучавший так неожиданно. Он взглянул в темное окно, пытаясь избавиться от ощущения, что их с Мэри чуду вскоре наступит конец – как и всему хорошему в его жизни. Нет, он не мог об этом рассказать. Сейчас не мог. Потому что она станет презирать его и никогда больше не сможет ему довериться. В его жилах текла дурная кровь. Боже, да ведь ее отец – просто расшалившийся мальчишка по сравнению с его отцом. И если он сейчас расскажет ей об этом… Тогда ее доверие превратится в отвращение.

Наверное, Эдварду следует выждать некоторое время, а уж потом, когда Мэри привыкнет к нему, все ей рассказать.

– Так как же, Эдвард? – Мэри снова погладила его по спине.

– Ничего особенного, – ответил он, пытаясь унять дрожь. – Просто сон, вот и все.

Мэри тихо вздохнула.

– Я знаю, что такое кошмар. Прекрасно знаю.

Эдвард поморщился и пробормотал:

– Мне приснилось, что твой отец разыскал тебя, а я ничего не смог сделать. – По крайней мере, это была не совсем ложь. Возможно, он действительно ничего не мог бы сделать.

Мэри испытующе взглянула на него и проговорила:

– Надеюсь, когда-нибудь ты станешь доверять мне, как я, по твоему мнению, должна доверять тебе.

Не сказав больше ни слова, Мэри увлекла Эдварда обратно на постель и уткнулась лицом в его плечо. «А ведь она, такая недоверчивая, мне-то безусловно доверяет, – внезапно промелькнуло у него. – Но что, если она обманулась, доверившись мне?» И действительно, ведь он так и не смог примириться с прошлым, не смог простить себя и свою семью. И вот теперь, толкая Мэри на путь справедливой мести, не обрекал ли он ее на такое же душевное опустошение? Увы, справедливость не принесла ему ни счастья, ни покоя, и долгие годы до встречи с Мэри Эдвард не верил, что когда-нибудь сможет радоваться жизни. Да-да, было совершенно очевидно, что месть не принесла ему счастья.