Любовный недуг - [42]

– Ты преувеличиваешь, – сказала Хосефа, которая предпочла остаться дома, чтобы не вцепиться в лицо Даниэля, когда тот будет уезжать.

– А ты что скажешь, дочка?

– То же самое, – ответила усталая и сонная Эмилия.

– Но она так говорит от ревности, а я – объективно, – сказал Диего Саури.

– Вот еще! Ничего и не от ревности. По мне, так Даниэль может сопровождать любого коротышку на собрание любой комиссии, клуба или секты, какой только захочет, – сказала Эмилия, падая рядом с отцом.

– К тебе приходила Соль, – сообщила Хосефа, стараясь отвлечь ее. – Она сияет как медный грош.

– Она наконец-то освободится от своей матери, – объяснил Диего.

– И от отца, – добавила Эмилия, в шутку покусывая за щеку своего.

– Ты к ней не зайдешь? – спросила Хосефа. – Она выходит замуж на следующей неделе, а ты ее совсем забыла.

– Я вышла замуж на прошлой неделе, а ее тоже со мной не было. Свадьба – это дело двоих, мама.

– Не всегда, доченька, – ответила Хосефа.

– Ты бы хотела, чтобы я вышла замуж, как Соль? – спросила Эмилия, вставая и подходя к ней.

– Не знаю, – сказала Хосефа, перекусывая нитку на своей вышивке.

– Конечно, тебе бы хотелось! А почему ты не берешь ножницы? – спросила Эмилия, протягивая ей маленькие ножницы, лежавшие у нее на коленях, о которых она, казалось, забыла.

– Потому что я полная идиотка! – ответила ей Хосефа.

– Идиот этот господин Мадеро, который общается с духами, а сам разжигает пожар, – подхватил Диего.

– Ты не можешь сменить тему? Я не хочу снова отстаивать умеренную позицию Мадеро. Я ложусь спать, – пригрозила Хосефа и начала складывать вышиванье.

– О чем тебе хочется поговорить? – спросил ее Диего Саури. – О свадьбах? Ты хочешь услышать от меня, что была права и что мы не должны были разрешать Эмилии любить Даниэля без всяких формальностей, потому что ему вскоре пришлось уезжать? Я тебе этого не скажу, Хосефа моей души. В этой стране скоро начнется война, и невинность девушек не будет волновать даже Святую Деву Гуадалупе.

– Я ложусь в постель, пока ты не начал свою речь о демократии как цивилизующем моменте, – сказала Хосефа, вставая со своего кресла.

Она принялась ходить по комнате в задумчивости и явно чем-то недовольная. Диего наблюдал за ней и, как в былые времена, оказался во власти чар, которыми жена околдовывала его в самый неожиданный момент.

– Не сердитесь, пожалуйста! – попросил он ее. – О чем Вы хотели бы поговорить? О чем Вы мечтаете? Какую звезду Вам достать с неба?

– Не приставай, Диего, – сказала госпожа Саури, уворачиваясь от протянутых к ней рук мужа.

Эмилия, видя эту игру, улыбнулась и почувствовала что-то вроде странного утешения горю ее юной любви, которая была прервана ни с того ни с сего, только успев начаться.

– Завтра я пойду к Соль и помогу ей всем, чем нужно. Обещаю тебе, – сказала она, обнимая свою мать, как будто та была ее дочерью.

Они стояли посреди гостиной, опираясь друг на друга, и казались Диего центром вселенной.

– Вы устали, как две воительницы, – сказал Диего, который не мог оторвать глаз от их объятия. Они были красивыми и стойкими. Одинаковыми и разными. И что ему война, если они рядом с ним?

На следующий день мать и дочь пораньше вышли из дома и отправились к Соль. Шум на втором этаже слышался уже от входной двери. Эмилия и Хосефа вошли в комнату, где тут и там грудами лежало нижнее белье в таком количестве, что женщине не сносить его за всю жизнь, а полотенец, простыней и одеял было столько, что хватило бы целому дому на двадцать лет. В этот момент девушка на выданье стояла на стуле, примеряя платье, вовремя доставленное из Парижа. Но было одно «но» – платье оказалось на два размера больше.

Хосефа подумала, что следовало бы лучше заказать его самой модной портнихе города, вместо того чтобы в последний момент испытать такую досаду, но ничего не сказала, потому что сама ненавидела невоспитанных людей. И, не желая мириться с подобным положением, предложила подогнать его по фигуре Соль. Она попросила булавки и начала подкалывать ими платье с ловкостью модистки. Работа была закончена через полчаса. Тогда Соль спустилась со стула, и Эмилия помогла ей расстегнуть ряд маленьких, обтянутых органзой пуговиц, сбегавших по ее спине, как озноб.

– Ты будешь выглядеть великолепно, – пообещала она и поцеловала Соль, прося прощения за долгое отсутствие.

Соль осталась в корсете на косточках и нижних юбках с оборками.

– Что с тобой случилось? – спросила она Эмилию тихонько, на ухо.

– Я упала в реку, – сказала Эмилия, перебирая свои воспоминания.

Они расчистили себе место на кровати, сплошь усеянной нижним бельем, устроились поудобнее и стали шептаться, пока их матери разглядывали подарки в специально отведенной для этого комнате.

Там, вдоль стен всей огромной комнаты, повесили полки, и все они были заставлены подарками.

– А куда вы поставили мой? – спросила Милагрос Вейтиа вместо приветствия, входя в комнату с видом судьи, намереваясь рассмотреть все, что там было. Она прохаживалась среди серебра, фарфора и хрусталя с таким вызовом, что стеллаж оказался явно в опасности. – Тут посуды на целую армию, – сказала она.