Любовный недуг - [25]

В результате девочка выросла с двумя именами. Тем, что дал ей отец, и тем, что дала ей мать, всегда хотевшая угодить всем, включая те две половины, на которые она всегда мысленно делила весь мир: Мария Хосе назвала она ее, когда впервые взяла на руки, возвращаясь с обряда крещения, и продолжала звать до того момента, когда девочке исполнилось семь лет и ее повели в школу, где она впервые узнала о записи в ее свидетельстве о крещении. Так она осталась один на один с тем, что ее зовут Соледад,[22] и со строгими монахинями, звавшими ее именно так.

Тогда Эвелия Гарсия де Гарсия, ее мать, которая, благодаря терпению Хосефы, оставалась ее подругой скорее в память о детстве, когда они любили друг друга, чем по сходству характеров и наличию общих интересов, начала брать ее с собой в гости к Саури. Эмилия была первой, кто начал звать ее Соль.

Она никогда об этом не забудет. Она сидела рядом с матерью в одном из мягких кресел, которыми Хосефа обставила гостиную наперекор всем законам традиционной элегантности, но исключительно ради покоя и отдыха постоянных посетителей, когда из сада пришла девочка, краснощекая и сияющая, на два года моложе, но с первого дня взявшая ее под свое покровительство.

– Пригласи Соледад поиграть с тобой, – попросила ее Хосефа, когда она вошла.

– Пошли, Соль. Я покажу тебе свои сокровища, – сказала Эмилия без всяких церемоний.

Они подружились с этого дня и росли вместе, сознавая, что у каждой из них есть то, чего не хватает другой, и что чувствовать себя совершенными они могут, только будучи вместе. Со временем они так много переняли друг у друга, что их несхожесть перестала быть такой уж заметной. Только они знали, что в чрезвычайных обстоятельствах каждая из них опять становилась самой собой.

Поэтому, когда Сальвадор покинул ее после этого странного разговора, во время которого оба не знали, что сказать, а вслед за ним пробежал Даниэль, Соль пошла искать подругу и угадала, не бывая раньше никогда в этом доме, что найдет ее в саду.

Эмилия так и сидела у пруда. Начался мелкий дождик.

– Ты плачешь? – спросила Соль, склонившись к ее лицу.

– Сейчас уже перестану, – сказала Эмилия, достав из кармана тонкий голландский носовой платок. Потом она обняла подругу. Соль ничего не сказала, и они посидели обнявшись, потом обе начали раскачиваться из стороны в сторону.

Эмилия к тому времени перестала плакать и насвистывала песенку в такт их танцу двух обнявшихся медведей.

– Я познакомилась с Сальвадором, – сказала Соль.

– Он тебе понравился? – спросила Эмилия, оборвав свою музыку.

– Да, – ответила ей Соль.

– Бедняжка, – сказала Эмилия и опять стала насвистывать песенку с той же ноты.

Так их и нашла Хосефа Саури: они сидели в обнимку и свистели. Хосефа с Милагрос только закончили приводить в порядок дом Куэнки.

– Вы совсем промокли, – сказала она.

– То, что снаружи, не имеет значения, тетя Хосефа, – ответила Соль, которая знала о ссоре матери и дочери и старалась их примирить.

– Бедненькие мои. Пошли, посмотрим, сможем ли мы сегодня заснуть.

– Никто не спит, если возложил на свои плечи мечту о революции, – сказала Милагрос Вейтиа, подходя к ним.

– Тебе Соль уже сказала, что сразила наповал Сальвадора? – спросила она у Эмилии.

– Она не способна, – ответила та.

– Но я сама это видела.

– Она не способна рассказать об этом, – уточнила Эмилия.

А как он тебе? – заинтересовалась Хосефа. – Твоя мама скажет, что он очень плохая партия.

– В таком случае как ты считаешь, какого я о нем мнения?

– Идеальный мужчина, – сказала Эмилия.

– Почти. К счастью, он вернется так нескоро, что к тому времени я уже буду замужем.

– За кем? – спросила Эмилия.

– За кем-нибудь, – ответила Соль тем тоном, каким она говорила о несбыточных замыслах своей матери.

– Это если ты захочешь, – сказала Милагрос Вейтиа.

– Я захочу, – ответила ей Соль, словно была ясновидящей.

– А пока что пойдемте, или тебя больше не отпустят с нами, – попросила Хосефа, глядя на часы «Ватербари», чей маятник раскачивался в гостиной дома Куэнки.

Добродушная, но не слишком умная, как ее характеризовала Милагрос Вейтиа, Эвелия Гарсия и ее безупречный, но вспыльчивый, как о нем отзывалась сама Эвелия, муж ждали свою дочь у дверей дома на площади Пласуэла-дель-Кармен.

Было начало одиннадцатого, когда четверо женщин приехали туда на машине, которую дал им Риваденейра.

Как только они подъехали, машина даже остановиться не успела, а сеньор Гарсия уже начал кричать. Не соблюдая никаких приличий, он назвал безнравственными сестер Вейтиа и всех, кто участвовал в воскресных сборищах, и упрекнул свою дочь в том, что она совершила, по его мнению, распутство и этим запятнала честь своей семьи и поставила под сомнение свою репутацию порядочной женщины.

– Но мы вам возвращаем ваше сокровище в целости и сохранности, – проворчала Милагрос, припарковав автомобиль.

– Лучше помолчи, Милагрос, – попросила ее Хосефа, видя выражение лица господина Гарсия. И выпрыгнув из машины с необычайной ловкостью, попросила прощения за опоздание.

– Вас нам не за что прощать, мы вас давно знаем, – сказал сеньор Гарсия, жена которого не могла даже пошевелиться от страха. – Как скоро ты выйдешь из машины, Соледад?