Любовный контракт - [76]

Вот почему девушки так жадно разглядывали фотографии Стюарта Маккензи, привезенные «кем-то» из Канады. Без сомнения, каким-то весельчаком, который, вероятно, сам был на приеме и там здорово выпил!

Фотография выскользнула у Оливии из пальцев. Она повернулась спиной к стайке сотрудниц и молча вышла из комнаты.

По пути от Фаррингдона до дома они не обменялись с Эрнстом ни единым словом. Он понимал, что она чем-то расстроена. У мисс Оливии всегда вот такой неприступный вид, когда ей не хочется говорить. Эрнст поставил машину на стоянку и пошел домой — к жене и быстро разрастающемуся семейству. А Оливия на еще чуть дрожащих ногах вошла в дом и прошла прямо в бассейн, где соседи и няня развлекали друг друга.

— Верити, дайте Дэнни и Каро поужинать и уложите их спать. Мне ничего не оставляйте, я себя плохо чувствую. А вас всех прошу — пожалуйста, уйдите! — сказала она. Затем пошла прямо в спальню, бросилась на двуспальную кровать и проплакала всю ночь.

Утром она выглядела ужасно, глаза покраснели и распухли, лицо сморщилось от слез. В таком виде, да еще с жуткой головной болью, она не могла идти на работу. Она позвонила Бэрди, предупредила ее и попросила переслать неотложные дела по факсу. Бэрди сказала:

— Оливия, те фотографии…

— Я не хочу об этом говорить, Бэрди.

— А я хочу. Причина, почему я там стояла, как дурочка — не в том, что я интересовалась ими, как ты думаешь. Я хотела урезонить девчонок. Они ничего не значат, Оливия, — я имею в виду фотографии. Это просто дурацкая праздничная вечеринка, ничего угрожающего. Наши рождественские вечеринки в офисе бывают не лучше. Ты на них присутствовала и сама знаешь, как глупо ведут себя порой люди, наполненные самомнением и выпивкой…

— Не надо извиняться за моего мужа, Бэрди. У него и раньше были проблемы с пьяными женщинами, а старые привычки легко не отмирают. Не хочу об этом говорить. Пожалуйста, побудь за меня сегодня. Завтра увидимся! — И Оливия положила трубку.

Она стояла перед зеркалом, отражавшим ее смятенный и довольно жалкий облик. Волосы у нее были прямые и длинные, она отрастила их, потому что Стюарту нравилось гладить «этот каштановый шелк», как часто он говорил ей в интимные минуты. Сентиментальный шут! Оливия зашла в ванную, нашла ножницы и обрезала волосы.

В пятницу, когда Стюарт должен был вернуться из Нью-Йорка, Оливия пошла на работу как обычно. Выглядела она и чувствовала себя ужасно. Бэрди, однако, ничего не сказала по этому поводу и как бы не заметила обрезанных волос — бедняжка боялась даже рот раскрыть.

Во время ланча Оливия привела волосы в порядок в ближайшей парикмахерской, вернувшись к короткой прическе, которую мисс Котсволд носила в девичестве.

Стюарт обещал позвонить ей и дать знать, когда прибывает в Хитроу. Оливия напрасно прождала звонка весь день. Она ушла из Фаррингдона в седьмом часу, дома никаких сообщений от мужа не было — ни факса, ни записи на автоответчике.

Миссис Даннимотт оставила им любимый ужин Стюарта — ростбиф и йоркширский пудинг. Она поужинала в компании Верити, едва притронувшись к пище.

Эрнст оставался наготове, чтобы забрать Стюарта из аэропорта, но до девяти вечера тот так и не позвонил. Тогда Оливия сама позвонила Маккензи в Нью-Йорк. В Большом Яблоке в это время было четыре пополудни, и все как раз готовились к уик-энду. Маккензи-старший уже ушел домой, а оставшиеся в фирме сотрудники могли сообщить только, что, насколько им известно, мистер Стюарт отбыл из Нью-Йорка рано утром.

Но если Стюарт покинул Нью-Йорк рано утром, то даже при семичасовом полете на рейсовом лайнере (против трех часов на «Конкорде») он давно должен был прилететь! Может быть, его рейс отложен? Но в таком случае он наверняка предупредил бы ее!

Оливия позвонила Эрнсту в коттедж и сказала, чтобы он шел спать: видимо, Стюарт решил переночевать в офисе, чтобы не беспокоить их в столь поздний час.

На следующее утро Оливия позвонила в Фаррингдон. Ответил Данкерс. Она попросила его проверить, был ли Стюарт в офисе.

— Нет, мисс Оливия, определенно нет. Я проверял этажи и «Лэмпхауза», и «Маккензи» только недавно, когда заступил на дежурство. Его здесь нет, и никаких сообщений не оставлено.

— Спасибо. Дайте мне знать, если муж все-таки появится сегодня, Данкерс.

— Разумеется, мисс Оливия.

Так и не получив за всю субботу ни одного сообщения, Оливия провела ее, бесцельно слоняясь по дому и саду. А в воскресенье начала всерьез беспокоиться. Чувство гнева на мужа заметно ослабло.

Неужели, думала она, Стюарт как-то пронюхал о ее резком отношении к фотографиям и взял дело в свои руки? Вдруг он решил бросить ее!

Возможно, он устал от ее депрессий, от ее напряженного рабочего графика, от систематического неприятия его «светлых идей». А возможно, она ему просто надоела.

Оливия дрожащими пальцами набрала номер «Плаза-отеля» в Нью-Йорке. Она попросила дежурного сделать мистеру Стюарту Маккензи ранний утренний звонок: его жена в Англии желает срочно переговорить с ним. Ей было должным образом сообщено, что мистер Стюарт Маккензи выбыл в пятницу рано утром.

Тогда она позвонила Маккензи-старшему над Род-Айленд, несмотря на то что там было три часа ночи. Трубку взял дворецкий.