Любовный контракт - [42]

— А от тебя, дорогая, иногда просто скулы воротит! — После страстного поцелуя Стюарт впился зубами в суфле. — Я скучал по тебе! — Последние слова он еле промямлил, набив рот горячим сыром.

— Я тоже.

— Ты говорила о забавном? — прожевав, напомнил жене Стюарт.

— Аннабел рассказала мне, что титул передается вместе с собственностью — дворянский титул!

— Правда? А какой титул?

— За 30 тысяч фунтов ты праве купить Мидхэрстское баронетство, которое прилагается к имению, и именовать себя «барон Маккензи», а меня — «миссис баронесса». Она говорила совершенно серьезно. Отец Аннабел, Генри Блэквуд, — вдовец, но главное — он адвокат, и я упоминаю о нем на случай, если ты решишься уволить Э.Д. Кливера. Генри Блэквуд вел дела старого генерала.

— Законные или незаконные?

— Будь хоть раз серьезным!

Его глаза блеснули.

— Интересно! — сказал он, продолжая уплетать суфле.

— Ох, нет! Забудь об этом! По блеску в глазах я вижу, что в тебе взыграло американское честолюбие. Я тебе не позволю тратить 30 тысяч фунтов на личный титул! Если хочешь удовлетворить честолюбие, лучше потрать эти деньги на благотворительность от своего имени!

— Мне даже в голову не приходило, дорогая!

— Хорошо, тогда хватит об этом. Как прошла встреча с Маккензи-старшим?

— Так себе. Он больше доволен тобой, чем мной.

— Почему?

— Потому что ты много сделала для «Лэмпхауза», став его директором. Впервые он принес прибыль, это очень порадовало наших маленьких серых человечков в серых костюмах.

— Отпразднуем? — спросила Оливия, прислонившись щекой к его обнаженному плечу.

Черные шелковые трусы Стюарта в стиле яппи лежали в комоде рядом с его черными сатиновыми холостяцкими простынями. Теперь он спал нагишом, подобно своим заатлантическим кузенам, хорошенько вымывшись под душем. Оливия погладила его твердый торс и, как всегда, почувствовала жажду любви.

— Как это приятно, дорогой…

— Суфле роскошное, и я спрашиваю себя — зачем нам куда-то ходить есть, если у меня дома собственный шеф-повар? Знаешь, мы можем превратить это место в сельский отель и в рекламе указывать, что здесь предлагается «кухня баронессы».

— Стюарт! — Она стукнула его по плечу.

— Что?

— Я говорила о твоем теле, а ты даже не заметил! Извини, что надоедала тебе этим проклятым бассейном, и скажи, что по-прежнему любишь меня.

— Ты же знаешь!

— Скажи это!

— Я тебя люблю.

Он доел суфле и выключил телевизор.

— Подойди сюда, брошенная женщина, и докажи, что не зря получаешь зарплату!

— Мне надо платить золотом, Стюарт Лайон Маккензи! — сказала она и страстно куснула его за ухо.

— Голландцы любят хорошо покушать, — заявила Аннабел в субботу вечером, — и они хорошо у меня кушают каждый день недели, когда весь этот выводок собирается дома, на насесте. Надеюсь, и вы будете довольны.

Оливия и Стюарт прокладывали себе путь через холл, забитый грязными тренажерами, крикетными битами, мячами для регби, теннисными ракетками и разнообразными животными — некоторые были игрушечными, другие очень даже живыми.

— Познакомьтесь с Максом, — сказала Аннабел.

— Привет! Я так раз познакомиться! — сказал Макс ван дер Кроот, высокий белокурый и приветливый; его собаки, два черных Лабрадора и огромная лохматая беарнская овчарка, выглядели еще приветливее.

— Aus [16]! — скомандовал он.

Собаки — Кенди, Клод и Джемайма — тут же залезли под диван, где один из младших детей уже сидел в обнимку с кошкой.

— В жизни никогда еще не имел удовольствия пожимать руку настоящему миллионеру! — Макс хлопнул Стюарта по спине и расхохотался.

Стюарт украдкой взглянул на свою миллионерскую ладонь, пожал плечами и весело посмотрел на Оливию. Видя, что он с трудом сохраняет серьезность, та одернула его, толкнув под локоть.

— В студенческие годы Макс был загребным в оксфордской восьмерке! — Аннабел провела их через жилую комнату во внутренний дворик, держа в руках элегантно сервированное блюдо со спаржей и крутыми яйцами и соусник с топленым маслом, посыпанным тертым мускатным орехом.

— Твоя мать полюбила бы ее, — шепнул Стюарт на ухо Оливии.

— Заткнись! И будь с ними повежливее.

Улыбаясь, она тащила мужа мимо детей, собак и кошек, мимо орущего попугая и аквариума с яркими тропическими рыбками. Бог знает, что еще кроется за дверями дома ван дер Кроотов — львы, тигры или, может быть, гепарды? Два телевизора работали одновременно, на одном из них двое мальчиков играли в видеоигру, а другой показывал популярную субботнюю программу.

Потомство Аннабел и Макса, похоже, располагалось в возрастном диапазоне от одного до двадцати одного. Одна из девочек, подергав Стюарта за штанину, чтобы привлечь его внимание, объяснила:

— Меня зовут Тэнди! Я знаю, вас пригласили поесть с нами, но нас не позвали. Мамка сказала, что прибьет нас, если мы испортим вечер. А это Эми, она еще бэби, ей только полтора годика. А мамка опять немножко беременна! — Бэби сосала кошкино ухо, подбородок ее был вымазан мармеладом. — Та, кто рисует на полу, — Луиза, ей почти пять, но она все еще ходит в садик с Брайсом, потому как для нее нет места в школе. Школа загибается, не хватает ни учителей, ни денег. А вон Дикки и Говер играют в дурацкую видеоигру. А это Салли и Сара, они близнецы и им уже по пятнадцать. Самая взрослая — Юта, она помогает по дому, потому что мамка всегда занята — делает детей с Максом.