Любовный компромисс - [6]

– Одно знаю точно, Тори. Я не могу вернуться в Нью‑Йорк и сделать вид, что ничего не случилось. Я буду отцом и не брошу тебя и нашего ребенка.

Тори почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза, и опустила голову. Хорошо, что Джереми принял ее беременность и захотел принять участие в жизни малыша. Но ей претило, что он сделал это из чувства долга.

– Спасибо, – прошептала она.

– Если тебе что‑то понадобится, только попроси. Ты ведь знаешь: я готов поддержать тебя материально.

«Материально». Она сжала кулаки под столом.

– Тори?

Обеспокоенный ее молчанием, он дотронулся до ее руки, заставив поднять глаза. Тори вздохнула и отчетливо произнесла:

– Спасибо, Джереми, но я сама способна обеспечить нас.

Джереми озадаченно нахмурился:

– Тогда чего ты ждешь от меня?

– Честно? Сама не знаю. Мне нужно время, чтобы все обдумать.

Он посмотрел на ее живот, потом на лицо, и в углах губ обозначилась улыбка.

– Боюсь, часы тикают, ты согласна? Стрелки приближаются к полуночи.

– Вряд ли меня можно считать Золушкой, – подняла бровь Тори, – или беспомощной дамочкой, которую нужно спасать.

В этот момент подали горячее: тарелки дымящегося супа и булочки с беконом и авокадо, которые Тори очень любила.

– Запах восхитительный.

– Так и есть. Обожаю эти сэндвичи. Не знаю, что предпочитает младенец – бекон или авокадо, но явно что‑то из двух.

Несколько минут они ели в молчании, потом Джереми сказал:

– Все так странно. Прошлым летом…

Он не продолжил, но щеки Тори вспыхнули. Летом она чувствовала себя на десять лет моложе и вела себя преступно легкомысленно: утром на пляже, босиком по песку, а днем в постели. Она говорила себе, что заслужила немного романтики, но не думала о последствиях. Они оба не думали.

– Что было, то было, – заметила Тори, промокая губы салфеткой и стараясь унять сердцебиение. – Мы увлеклись, действовали импульсивно, а теперь пожинаем плоды. Сейчас не следует действовать сгоряча, Джереми, мы должны принять взвешенные решения.

– Согласен.

Тори подумала о матери, которая несколько смущалась тем, как возникла беременность, но, с другой стороны, не скрывала восторга при мысли, что станет бабушкой. Теперь они остались вдвоем. Тори была единственным ребенком и, в какой‑то мере, счастливой случайностью, потому что, согласно врачебному диагнозу, ее мать не могла зачать и родить. Бабушка и дедушка Тори жили на Ньюфаундленде, и она их редко видела. Отец умер два года назад, и Тори считала себя ответственной за мать, у которой никого, кроме нее, не было.

Она взглянула на Джереми.

– У тебя есть братья или сестры?

– И брат и сестра.

Эта тема никогда не затрагивалась в те две недели, что они были вместе. Тори вспомнила, что Джереми менял тему разговора, если она заводила речь о семье. Даже сейчас он был предельно краток.

– А родители? Живут в Нью‑Йорке?

– Мать – в Коннектикуте, отец – на Вирджинских островах. Они развелись, когда я был маленьким, – сказал Джереми с мрачным выражением лица. Сердце Тори упало: если он не близок с семьей, чем это обернется для ребенка?

– Двоюродные братья и сестры? Любимые тетя и дядя?

Джереми вытер салфеткой пальцы.

– Какой смысл изучать семейное дерево? – Его голос звучал жестко, и Тори насторожилась. – Мы просто… мало знаем друг о друге, вот и все. Это не имеет значения в данных обстоятельствах. Кроме того…

– Эти люди станут семьей для нашего ребенка, – подняла подбородок Тори. – Разве я не имею права больше узнать о них?

Положив салфетку на стол, Джереми поднялся:

– Извини, но мне пора на встречу. Спасибо за ланч.

Тори удержала его за локоть:

– Неужели семья настолько плоха, что ты не хочешь даже говорить о них?

Он посмотрел на нее сверху вниз со странным выражением лица, однако Тори не рискнула задать еще один личный вопрос.

– Такие темы не обсуждают за ланчем.

– Позже?

– Мне пора, Тори, – сказал Джереми, освобождая локоть, но в его голосе не было категоричности, и это внушало надежду. Может, им надо больше времени вдвоем вдали от чужих глаз, чтобы обсудить вопросы, связанные с рождением их ребенка.

– Будь осторожен за рулем, – кивнула Тори, отпуская его.

Когда Джереми ушел, она отложила сэндвич: аппетит окончательно пропал.

Горячий душ принес облегчение после тяжелого дня. За день Джереми побывал на трех объектах Южного побережья в поисках дома для своего клиента, бывшего одноклассника Брэнсона Блэка и одного из лучших друзей. Блэк был почти так же богат, как Джереми, но не хотел инвестировать деньги и увеличивать капитал. Джереми не совсем понимал его. По просьбе Брэнсона он должен был найти особняк с видом на океан в уединенном месте. Брэнсон еще не оправился от перенесенной травмы. Джереми всегда выполнял заказы клиентов, но в этом случае он волновался за друга и не одобрял его желания спрятаться от мира.

Тем не менее он нашел прекрасный вариант: дом на берегу стоимостью меньше трех миллионов, да еще с собственным маяком. Маяк не работал, но создавал уникальную историческую атмосферу. В течение недели Джереми собирался осмотреть еще несколько предложений недвижимости, чтобы выбрать самые подходящие для Брэнсона.

Обходя объекты, Джереми провел на берегу весь день и продрог до костей. В машине он включил печку, но по‑настоящему согрелся только под горячей струей душа. Даже в уютном отеле он не мог избавиться от тревожных мыслей, прокручивая в голове последний разговор с Тори. Ему стоило предвидеть, что она начнет расспрашивать о родственниках. Она относилась к типу женщин, дорожащих семейными отношениями и дружбой с соседями. Летом Тори много рассказывала о матери и сожалела о безвременной смерти отца. Он всегда уходил от разговора. Тори не стоило знать, что его отец ушел из семьи, когда Джереми был маленьким ребенком, а мать никогда не проявляла родительских чувств. Она поручила его няням, которые часто менялись. Некоторые были славными, другие – не очень, но всех больше интересовали деньги и развлечения в выходные дни. Последняя попалась на интимной связи с отчимом, и на этом с нянями было покончено. Начались разговоры о том, чтобы отдать его в школу‑интернат. Отчим остался, а Джереми отправили прочь из дома.