Любовные утехи русских цариц - [160]

Неблагодарный Ермолов, вместо того чтобы в струнку перед Светлейшим стоять, перед благодетелем, в рот ему с почтением заглядывать, сам свой рот ни на минутку не закрывает. Все время бегает к императрице с разными кляузами на Светлейшего. И в разных взятках и корыстных намерениях князя обвиняет. Запретил Потемкин ввозить в Россию стекло, потому что свой стекольный завод достраивает. Отпущены ему деньги там на что-то из казны? Этого «что-то» и в помине нет, а любовницы Потемкина ходят в новых бриллиантах. И так надоедливо и настойчиво жужжал императрице под ухо о нечестности Потемкина, что государыня мягко пожурила своего друга, в чем подданные и Ермолов усмотрели прелюдию заката эпохи Светлейшего. И вот уже Ермолов восходящим светилом по дворцу расхаживает и уже силится Потемкина с должности главнокомандующего спихнуть и вообще стереть с лица земли. Придворные царедворцы, как хороший барометр в плохую погоду, живо переметнулись и теперь уже свое благосклонное внимание на фаворита обращают, а на Потемкина даже не смотрят. И на его званые обеды не являются. Как крысы на тонущем корабле, предчувствуют того скорое падение. Даже иностранные послы, всегда на хлебосольство Потемкина падкие, теперь стороной его дворец обходят. А Светлейший знай себе в бороду посмеивается. Французскому послу Сегюру, обеспокоенному положением дел в России, так заявил: «Не мальчишке свергнуть меня. Собака лает, ветер носит». В самом деле, это же карикатура, чтобы какому-то Ермолову тягаться с самим Потемкиным! Это же просто слон и моська. Лает себе маленькая собачонка на слона, а он ее даже не замечает. Впрочем, Потемкин знал обо всех интригах Ермолова, пришел к Екатерине и заявил: «Я хорошо вижу, откуда исходят все эти жалобы. Ваш беглый мавр (так он называл Ермолова, который имел несколько плоский нос) передает все это вам, желая навредить мне. Вы можете, однако, выбирать между ним и мною: один из нас должен удалиться».

Вот ведь как ультимативно вопрос поставил. После чего дворцовой дверью хлопнул, из Царского в Петербург удалился и там в доме Льва Нарышкина или целыми днями в карты играет, или влюбленного в его дочь представляет.

Екатерина не на шутку испугалась. Фаворитов много, а Потемкин один. И правильный выбор сделала. И вот Ермолову заявляют: «Ну-ка, милейший, ваша песенка, то бишь кляузы спеты. Собирайте вещички и извольте вон из дворца. Извольте попутешествовать немного. Заграничным свежим воздухом подышать. Авось там из вас кляузный дух выветрится. Так лет на пяток вам отпуск. А если после этого времени ваш характер изменится в сторону лучшую и вы не будете делать попытки Светлейших свергать, то кто знает, кто знает!..»

Обнадеживала, словом, фаворита матушка государыня. Но он, хорошо зная характер своей государыни, никогда не евшей вчерашних щей, не очень верил этим словам. Для виду уныло соглашался с царицей и, что-то там уныло бормоча о своих пророческих снах, которые ему во все время царствования его фавора именно такой финал предвещали, поспешно выехал за границу без отсрочки и промедления, специального разочарования не испытывая, ибо получил от царицы на свое путешествие весьма кругленькую сумму. Еще легко отделался. Могло быть и похуже. Но Светлейший посчитал ниже своего достоинства с «моськами» воевать или мстить им. Соперник должен быть достоин его. Помните, как в русском кодексе чести: ни один дворянин простолюдина на дуэль не вызовет, пусть тот хоть в глаза ему плюет. Враги должны быть равны.

Но после этого случая задумался Светлейший над серьезной проблемой: где и как стоящего фаворита во дворец предоставить. А то уж больно часто там на старуху бывала проруха.

Ермолов же, подышав свежим воздухом за границей пять лет, как ему и велено было, вернулся в Москву, эту верную резиденцию отставленных фаворитов, и там, правда, не в большом счастье, зато в довольстве и спокойствии прожил еще очень долго и ушел в мир иной в возрасте 82 лет, что, согласитесь, дорогой читатель, весьма почтенный для того времени возраст.

А в свите того же Потемкина отыскался новый фаворит, двадцатишестилетний Александр Мамонов. Вот где сходство-то с внуком императрицы полное, даже имя то же самое.

Конечно, он наделен всевозможными талантами, иначе и быть не может. И, как всегда, царица восхищается его образованностью, воспитанием и внешним видом. Хвалит его остроумие, ловкость, любезность, безупречные манеры. Вот образчик ее письма Потемкину: «Он весьма милый человек, и он день ото дня все любезнее и милее становится». Знания Мамонова сводят ее с ума. Несколько начитанный во французской литературе, бегло говорящий на нескольких иностранных языках фаворит в ее глазах приобретает черты гения. Не прекращаются хвалебные гимны Мамонову в письмах Екатерины к Гримму: «Это существо с прекраснейшим сердцем, в котором таятся большие запасы честности. Ума у него за четверых, несметный источник веселья, много оригинален в понимании вещей и в способе их описывать, великолепное воспитание и поразительная осведомленность во всем, что может сообщить блеск уму. Увлекается поэзией и страстно любит музыку»