Любовные утехи русских цариц - [159]

Не было у нас и силы воли Людовика XIV, который, узнав, что гангрена уже охватила его конечности и смерть дожидается за дверями, грустно улыбнулся и сказал, показывая на ноги: «А нельзя ли их того, ножом, тяп и готово!»

Да, горе нашей царицы беспредельно, и она в искреннем отчаянии: послов не принимает, да и вообще никого, сидит в запертой комнате в глубоком трауре, проклинает небо, забравшее у нее любовника, желает умереть, перестать царствовать и клянется никогда в жизни и никого в жизни больше не любить! Неподалеку от Зимнего дворца уже копошатся архитекторы и мастера, чтобы воздвигнуть Ланскому мавзолей.

И почему это монархи считали, что мавзолеи облегчат им горечь утраты их любимцев? Вспомним, как французский король Генрих III воздвиг мавзолей своему любовнику красавцу Якову де Левису, погибшему от раны в поединке у короля на руках и с его именем на устах. На мавзолее было написано: «Он не терпел обид, но смерть принял терпеливо». А наша последняя царица Александра Федоровна кому намеревалась воздвигнуть мавзолей? Конечно же, Распутину, и только революция помешала ей это осуществить.

Мавзолей, конечно, в планах царицы Екатерины II, а пока во двор приглашается лечивший Ланского лекарь, и на него сыплются обвинения и гнев императрицы, ибо он не сумел вылечить фаворита. Спасая свою голову, лекарь вынужден был броситься к ногам царицы и умолять ее о пощаде за бессилие своего медицинского искусства. Гримму летит очередное письмо, датируемое июнем 1784 года:

«Я погружена в глубокую скорбь. Моего счастья не стало. Я думала, что сама не переживу невознаградимой потери моего лучшего друга, постигшей меня неделю назад. Я надеялась, что он будет опорой моей старости: он усердно трудился над своим образованием, делал успехи, усвоил себе мои вкусы. Это был юноша, которого я воспитала, признательный, с мягкой душой, честный, разделявший мои огорчения и радовавшийся моим радостям. Словом, я имею несчастье писать вам, рыдая».

Эти примеры отчаяния царицы мы вам приводим, дорогой читатель, в назидание тем историкам, которые утверждают, что Екатерина умела отделять свои любовные дела от государственных и никогда их не смешивала. Как видите, дорогой читатель, отнюдь нет, мешала она часто, получая коктейль любовных утех и государственных дел, правда, только в экстремальных ситуациях. В нормальных — и тем и другим отводилось строго определенное место, и никогда в ее часы, отведенные царской службе, не планировалась встреча с фаворитом.

Но, как говорится, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, но ничто в этом мире не вечно, скорбь царицы тоже, и время действительно оказывается лучшим лекарством против всех бед.

История знает много примеров, когда монархам казалось, что они жить без фавориток не могут и что после их смерти они умрут от тоски по невосполнимой утрате. Помните, как Людовик XV оплакивал смерть маркизы Помпадур? Ему тоже казалось, что после ее смерти и ему лучше не жить. Но на самом деле от любви умер только один-единственный монарх — Карл VII Французский, так влюбленный в свою любовницу Агнесс Сорель, что когда она болела, государственные дела останавливались, а король, бледный, с запавшими глазами, день и ночь проводил у ложа своей возлюбленной в слезах и молитвах, умоляя Бога вернуть ей здоровье, а когда она умерла, по всей вероятности, отравленная, король не смог пережить ее смерти: через короткое время от тоски и печали, лишившись аппетита, умер голодной смертью. Но это случилось только один раз в истории мира, а вообще-то монархи быстро приходят в себя после утраты возлюбленных.

Но прошествии какого-то времени царица вновь загорелась жаждой жизни и, конечно, любви, тем более что годы летят с неумолимой быстротой и предчувствие старости уже на пороге: уже седые волоски появились в ее роскошных волосах, уже выпал передний зуб, уже талия далека от осиной, глазки начинают слезиться, а под ними и возле губ появляются отвратительные и так мешающие женщинам жить «гусиные лапки».

Любить, любить и хоть немного быть счастливой после утраты драгоценного любовника — теперь желание Екатерины. Но кто же может заменить такой совершенный перл, каким был Ланской? Нашелся один, Ермолов его фамилия. И пока он готовится расположиться в алькове императрицы, во дворце начинается суета. Это преданные подданные наперебой подсовывают царице своих кандидатов, отнимая, таким образом, монопольное право у Потемкина. Заботясь о покое матушки государыни и памятуя хорошую пословицу, что клин клином вышибают, заметалась дворня в поисках нового для царицы фаворита. И вот уже чуть ли не своих любовников предлагают фрейлины и родственников верные царедворцы. Но больше всех усердствовала президент Академии наук Екатерина Дашкова. Она предлагала царице ни больше ни меньше только своего сына князя Дашкова. А что? По всем параметрам подходил: молоденький, красивенький и умишком особо не отличается — вполне благодатный материал, ибо царица сейчас больше всего любит в антрактах основной службы воспитывать и образовывать своих фаворитов. Но светлейший Потемкин возмутился такой безнравственностью княгини и, наложив вето, предложил своего кандидата — Алексея Петровича Ермолова, бравого двадцатидвухлетнего унтер-офицера (о, не волнуйтесь, дорогой читатель, по поводу низкого звания любовника царицы, он живо станет генералом) Семеновского полка. И вот он уже флигель-адъютантом въезжает в слегка отреставрированные покои фаворитов со своим пока еще скромным скарбом. Зато амбиции у него далеко не скромные. Вознамерился занять место в сердце императрицы, по силе чувства не уступающее Ланскому. Да не с того конца, бедняга, начал. Ему бы музицировать или стишки сочинять, а он все больше нытьем своим занят. Все донимает царицу печалью по поводу своего не очень устойчивого положения в частности, и шаткого положения фаворита вообще. Это он что, наглец, на донжуанство Екатерины Великой намекал? Надоел он царице своими притязаниями на долговечность. Шестнадцать месяцев ныл, но успокоился маленько, когда получил свою порцию в 4000 душ крестьян, имение в 100 тысяч рублей, 200 тысяч рублями, но и потом получит еще 160 тысяч за особые заслуги. Государыня, сердце которой изболелось по любви и чувству и от постоянных разочарований, решила терпеть нытье Ермолова, как долго это возможно будет. Но он сам ускорил свою отставку. Полез воевать и состязаться с самим Потемкиным. Знал бы светлейший Потемкин, какую змею пригрел он на своей груди, никогда бы этого фаворита царице не рекомендовал.