Любовники - [14]

VI

Пятнадцать фотографий. Всего пятнадцать. И невероятно жаль, что не сто пятьдесят. Почва под моими ногами уже не настолько тверда, как обычно. Жгучая брюнетка на фото была абсолютно в моём вкусе. Глубокие карие глаза. Головокружительная улыбка. Королевская стать. Умный взгляд. И всего пятнадцать фотографий. Фотографии всех остальных посетительниц сайта сразу же померкли, и съежились до галереи каких-то лягушачьих карикатур. Весь двадцатимиллионный ресурс сузился до размеров одной-единственной регистрации. Какого чёрта здесь делает это уникальнейшей красоты создание? Ей ли быть в этой толпе? Раз за разом я всё щёлкаю и щёлкаю по всем пятнадцати фотографиям, пока не приходит в голову сохранить их в компьютере. Самую лучшую из них, улыбающийся портрет на фоне жёлтых опавших листьев, я буду видеть постоянно – теперь она у меня на рабочем столе.

Робким и застенчивым меня точно не назовешь. Подбирать слова, чтобы познакомиться с девушкой, мне ещё не приходилось – всё происходит всегда очень легко. Но в этом случае я почему-то чувствую себя абсолютно зажатым. Оцепеневшим каким-то. Я не могу написать ей даже слово. Фамилия кажется смутно знакомой, я набираю её в поисковике Яндекса, не нахожу ничего внятного, и бросаю это тупое занятие. Ошибочка вышла. Мне просто очень нравится эта фамилия. Бер-гель-ман. В сочетании с этими фотографиями она звучит, как пятьдесят третий опус Шопена, исполняемый на самом лучшем в мире рояле.

VII

Раздается звонок в дверь, я открываю, и иду в кухню за льдом и стаканами. В Москву вернулся Евгений Алиев, несколько дней отдыхавший у дальних родственников в Баку. Из столицы Азербайджана он привёз с собой бутылку какого-то местного вина. Вино неожиданно кажется мне очень хорошим, и приподняв бокал, я удивлённо рассматриваю на свет искрящуюся рубиновую жидкость. Алиев улыбается.

– Что, нравится? Это вино делает в Азербайджане наш великий драматург Рустам Ибрагимбеков. Талантливый человек талантлив во всём. Кино снимает, сценарии пишет, книги тоже, театр имеет, вино вот начал делать. И всё, что бы он ни делал – превосходно. В Москве, кстати, это вино купить нереально даже в азербайджанских ресторанах.

– Ну круто, – хмыкаю я. – В вине я не разбираюсь, поэтому верю на слово, а вот чего это вдруг Ибрагимбеков «ваш»-то? Когда это деятель мирового масштаба превратился в конкретно вашего, азербайджанского?

– Не придирайся. Теперь он гораздо больше времени проводит в Баку. Он там национальный герой. Вот, видишь название – «Ибрус»? Так и театр его называется. Кстати, театр этот – первый на Кавказе частный драматический.

– Ну, конечно же, – я ехидно заржал. – «У нас в Дилижане простой кран откроешь, вода идёт, второе место занимает в мире».

– Это ты сейчас армянина процитировал. Не азербайджанца.

– Ладно, ладно, не напрягайся. Как у вас всё тонко-то, – улыбаюсь я. – Ну и чего, хорошо в Баку-то?

– В Баку очень хорошо. Там красиво и спокойно. Я туда, правда, попал впервые за много лет, теперь всё успело сильно измениться. В детстве, когда мы приезжали из Туркменистана к родственникам, отец водил меня гулять по городу. Сейчас хожу – не могу узнать ничего почти. Аллея Шахидов появилась. Это когда советские войска в девяносто первом году в Баку вошли, то ездили по всему городу на танках, и расстреливали мирных горожан. А ещё кафе там было самое любимое, «Наргиз» называлось, на Парапете…

– На парапете?

– Угу. Ну, вообще площадь Фонтанов, но раньше называли «на Парапете». А теперь этого кафе нет. Грустно.

– Какой ты впечатлительный, смотри-ка. Подумаешь, кафе не сохранилось. Особенно на фоне расстрелянных горожан. Много народу погибло?

– Сто шестьдесят семь человек, – Алиев сделал большой глоток, закурил сигарету, и немного помолчал. – Это только за один день, не считая погибших в Карабахе. А про кафе, ты просто не понимаешь. Была такая женщина, звали её Наргиз. Наргиз Халилова – едва ли не самая красивая женщина в Азербайджане. В неё без памяти были влюблены все бакинские цеховики. А ты понимаешь, кто такие в советское время были бакинские цеховики? Это самые настоящие олигархи, которые могли позволить себе всё. Наргиз тогда была практически королевой. Вот, даже кафе в честь неё назвали. Да ещё и не одно – самые первые бакинские евреи, эмигрировавшие когда-то в Штаты, понаоткрывали там, как ты понимаешь, много всего. И вот одно кафе тоже назвали «Наргиз». Но, в отличие от бакинского, нью-йоркское на месте и поныне. И там, по слухам, до сих пор собираются оставшиеся в живых старые цеховики, пьют чай, и вспоминают Наргиз-ханум.

– Надо же, как романтично, – иронично среагировал я. – Красивая легенда.

– Это не легенда, Рома. Это история из жизни.

– Хорошо, хорошо. И что потом стало с этой обворожительной ханум? Вышла замуж за бакинского еврея, и нарожала ему выводок ребятишек?

– Нет, её посадили за незаконные валютные операции.

На этих словах я засмеялся уже в голос.

– Ну ты даешь, дружище! Бакинские реалии, ха-ха-ха.

– Советские, – поправил Алиев. – Ты, кстати, напрасно смеёшься. В неё без головы влюбился следователь, который вел её дело. И, когда она освободилась, он на ней женился.