Любовница авантюриста - [36]

Пикантные каникулы

Джентльмены были весьма умеренны, как и климат. Природа не пробуждала в них ничего, кроме мыслей о гольфе или крикете.

Оливер был далеко…

Он был не из тех, кто пишет любовные письма. Как и было условлено, он управлял «Счастливчиком» во время путешествия в Англию.

Он слал мне лаконичные записки, столь же страстные, как письма капитана корабля своему судовладельцу.

Достаточно с меня замка! Надоела Англия!

Я хотела передышки. Без машины, без шофера, без горничной. Мне необходим был отдых, который был бы просто «пребыванием леди Давентри на Лазурном берегу».

Я хотела побыть одна, совершенно свободно, инкогнито.

Молодому лорду Давентри было одиннадцать месяцев. Он уже потерял вид только что вылупившегося из яйца птенчика и резво перебирал ножками, когда его поддерживали под руки.

За пятнадцать дней отсутствия я, возможно, пропущу его первые шаги. Но какая мать-миллиардерша имеет право на ожидание первых шагов своего малыша? Няни стараются лишить вас этих маленьких радостей. Это как с поджаристыми куриными ножками — еще одна вещь, от которой приходится отказаться, когда судьба обязывает вас жить под пристальным наблюдением окружающих.

Я сбежала из Давентри в Лондон и занялась дорожными приготовлениями. Никаких дорогих кожаных чемоданов, так приятно пахнущих. Чемоданы только из кожзаменителя, свидетельствующие о среднем достатке их владельцев, честных людей! Хватит носить траур в шикарном обрамлении! Да здравствуют платьица из магазина готовой одежды! Я устояла перед желанием украсить себя хотя бы несколькими бриллиантами, уж очень ярок и даже агрессивен был их блеск. Довольствовалась лишь несколькими нитями жемчуга, который так легко принять за фальшивый.

Туристическое агентство Кука порекомендовало мне небольшой порт на Далматинском побережье. Там я буду ограждена от англичан и назойливых журналистов. А также смогу совершенно спокойно подцепить одного из рыбаков, которых полно на побережье. Эти последние сведения я получила уже не от агентства Кука. Одно из преимуществ, которое дает богатство, — это возможность жить бедно, не заботясь об этом. Я заранее оплатила свое пребывание в скромных отелях для того, чтобы держаться подальше от английских туристов, которые все же могли бы узнать меня, несмотря на все усилия стать как можно меньше похожей на леди Давентри. Мне пришлось терпеть отсутствие комфорта, высокомерие служащих мужского и женского пола, слишком опытных, чтобы тратить свою энергию на «какую-то там мелкую сошку». Я наслаждалась простой пищей и сохраняла верность образу, давая небольшие чаевые и с наслаждением перенося оскорбления.

Корабль, на который я села, высадил меня в небольшом порту у подножия гор, таких же голубых, как небо и море.

Пенистая волна выбросила меня на берег, и это событие оживило поселок.

Сбежавшиеся на пристань радостные жители поселка окружили меня. Благодаря одному патриарху, который в молодости работал на Суэцком канале, мой английский нашел у этого народа какой-то отклик. Добровольный гид взялся сопровождать меня.

На выручку пришел также мэр поселка, затем учитель, знающий двадцать слов по-французски, и, наконец, архимандрит греческой церкви. Окруженная этим почтенным обществом и сопровождаемая доброй половиной населения поселка, я проследовала в таверну, где меня подкрепили и утешили при помощи водки и кофе. Затем последовала оживленная дискуссия по поводу моего размещения. В конце концов меня привели в дом, где пожилая дама приняла меня как дочь, вернувшуюся к родному очагу после долгого отсутствия.

Наконец простой люд удалился, выталкиваемый знатными лицами.

Комната была оклеена обоями лазурного цвета. Меня окружала старинная массивная мебель из красного дерева.

Несмотря на это великолепие, комната была просторной и чистой, как лотос на воде. Балкон, словно ласточкино гнездо, нависал над морем, и отражение волн играло на потолке.

Поселок казался мне одной из тех таинственных и редких жемчужин, которые находят среди подводных рифов великой австралийской гряды. Лишь он мог вместить в себя этот цвет неба и моря, редкую смесь драгоценных и простых пород, искрящихся пещер и мрачных колоннад.

Старейшину звали дядюшка Иво.

Он взял меня под свое покровительство со дня моего прибытия.

Ему было лет восемьдесят, но от него веяло здоровьем. Это был крепкий седой старик с горящими черными глазами. Он плавал как рыба и мог часами охотиться на морских ежей. Я подолгу лежала на теплом песке, он часто устраивался рядом. Но мой интерес был вызван не нырянием и появлением из морской пучины восьмидесятилетнего Нептуна, а его молодым внуком. Ему было около двадцати лет. Звали его также Иво. Он представлял из себя слегка уменьшенный, но совсем свежий вариант своего предка.

Он часто оказывался рядом с дедом в рыбачьем баркасе.

Я знала, что сквозь выгоревшие ресницы внук Иво не сводил с меня глаз.

Вначале я думала, что мои тридцать лет — слишком много с точки зрения этого юноши, мечтающего о путешествиях. Но, находясь рядом со мной, молодой Иво с трудом скрывал все нарастающее смущение.

Наивный поселковый люд ничему не удивлялся. Он был настолько убежден в своей отсталости и незнании современной жизни, что мое смелое поведение казалось ему обычным проявлением иностранного воспитания. Например, когда я захотела совершить морскую прогулку при свете луны, деревенские жители, проинформированные дядюшкой Иво, пылко одобрили эту идею. Но когда я, сославшись на необходимость уважать сон патриарха, заявила, что внук легко справится с однопарусной шхуной, а я всегда смогу прийти на помощь в случае необходимости, вся деревня ахнула! Да как же можно позволить даме подвергаться такой опасности! Ведь ее может выбросить на коралловые рифы или унести ветром в Адриатику!