Любовь за колючей проволокой - [96]

Отделение Ковальчука двигалось на левом фланге цепи почти по самому берегу Охоты. Дело шло к вечеру. Устали и люди, и овчарка Тайга. Это была лучшая во всем отряде ищейка, награжденная за заслуги в поимке беглых золотой коронкой на правый клык. Скалясь своим позолоченным клыком, Тайга тихонько поскуливала от усталости и разочарования. На протяжении уже более трех недель она ни разу не испытала радости взятия следа. Напрасно ее собаковод, ефрейтор Зимин, время от времени подносил к носу собаки тряпки, которые он носил в кармане шинели. Это были обрывки наволочек от подушек, на которых спали Живцов и второй беглый заключенный. Тайга только досадливо морщилась и отворачивала морду. Чего, мол, тычешь, и так знаю…

Сержант посмотрел на карманные часы с изображением серпа и молота на крышке. Пожалуй, пора давать сигнал сбора на ночлег. Но тут овчарка начала с особым интересом принюхиваться к почве и возбужденно перебегать с места на место. Ковальчук и Зимин переглянулись, и собаковод быстро пристегнул к ошейнику собаки карабин поводка:

— Ищи, Тайга, ищи!

Побегав еще немного с места на место, Тайга, натянув повод, уверенно устремилась в одном направлении. Затем издала характерное протяжное тявканье — взяла след.

Ничто так быстро не снимает усталость, как надежда на скорый успех трудного дела. Сержант и ефрейтор чуть не бегом следовали за собакой. Через несколько минут она их вывела к маленькой речушке, почти ручью, протекавшему по широкому, лесистому распадку на дне глубокой промоины. От края берега, густо заросшего тальником, каменные стенки промоины спускались совершенно вертикально на глубину человеческого роста. Это был своего рода маленький каньон.

Собака свесилась с края обрывчика, немного побегала по нему взад-вперед и жалобно заскулила. Было очевидно: беглые применили обычный прием тех, кто хочет сбить со следа преследующую их ищейку. Они спрыгнули в ручей и побежали вдоль него. Но это уже был пустой номер, как сказали бы сами блатные, способный только на короткое время задержать погоню. Правда, беглецы могли пойти по ручью как вверх, так и вниз и выйти из него на любой берег. Теперь тактика охоты на людей требовала прочесывания местности вдоль ручья по обоим его берегам. Сделать это нужно было немедленно, так как беглые могли выйти за пределы длины цепи, на которую растянулся отряд. Сержант два раза выстрелил в воздух из нагана. Справа и слева ему ответили такими же сдвоенными выстрелами. По цепи покатился сигнал сбора. Через полчаса Ковальчук уже докладывал обстановку лейтенанту — начальнику отряда. Еще через десять минут вверх и вниз по обоим берегам ручья шли люди с собаками на поводках, а остальные рассыпались в цепи, тоже двигаясь в двух противоположных направлениях.

Ковальчук и Зимин с нервно принюхивающейся к земле Тайгой шли вниз по правому берегу ручья. Оставалось совсем недалеко до его устья — ручей впадал прямо в Охоту. Беглые, по-видимому, пошли вверх по его течению. Выходить из воды на самом берегу большой реки было бы с их стороны глупостью. Прижатые к ней, они потеряли бы всякую возможность маневрировать. Сержант испытывал некоторую досаду. Его отделению принадлежит честь обнаружения беглых, а слава их задержания будет принадлежать другим. Но тут его окликнул солдат с левого берега, заросшего не так густо как правый:

— Эй, сержант! Глянь-ка, что там впереди…

Ковальчук подошел к самому краю берега и раздвинул кусты. Невдалеке через ручей был перекинут настил из довольно толстых бревен, как будто кто-то хотел переправиться через промоину на ее другую сторону на танке. Тут же торчали свежие, безобразные пни — деревья валили топором — и, по-видимому, с таким расчетом, чтобы они сразу перекидывались через ручей. Затем их кое-как освободили от вершин и сучьев, свежесрубленные ветки валялись тут же, а стволы скатили в довольно широкий ряд.

Эта ширина явно превышала необходимую при переправе даже очень большой машины. Но не только машин и тракторов, но даже телег в этой глуши не было. Не было и следов от колес. Бросались в глаза и другие признаки того, что настил сооружен не в качестве моста. На нем была построена двускатная кровля из веток, по-видимому, для того, чтобы вниз не протекала дождевая вода. Входы под накат с обеих сторон были загорожены почти до самого верха стенками из больших камней. В щель между верхним краем стенки и накатом выходил слабый дым. Это было жилье.

Что оно принадлежит беглым, не вызывало никаких сомнений. Другое дело, зачем им понадобилось столь капитальное сооружение, явно рассчитанное на оборону. Оборону чем? По сведениям, группа Живцова была вооружена только парой ножей, да еще, как видно, топорами. Брустверы из камней и накат из бревен могли, конечно, защитить засевших в укреплении людей от прямого воздействия пуль. Но разворотить накат снаружи кольями и тогда уж перестрелять их в их яме ничего не стоило. Оперативники по обоим берегам подошли к странному сооружению почти не таясь. Тайга и собака на другом берегу, почуяв ненавистные запахи так близко, натянули поводки и зарычали. И тут из щели между накатом и грудой камней грянули два выстрела. Как подкошенные, упали на землю Зимин и второй собаковод. Оставшиеся в живых Ковальчук и солдат не успели опомниться, как от следующего залпа с сержанта была сбита шапка, а на земле забилась смертельно раненная Тайга. Оба разом крикнули «Ложись» и хлопнулись на землю. Оставшаяся собака с яростным рычанием бросилась веред и, сбитая выстрелом, захрипела на поводке, другой конец которого был привязан к руке уже мертвого хозяина. На выстрелы с обеих сторон ручья сбегались солдаты из отделения Ковальчука. Все остальные бойцы отряда под командованием самого лейтенанта прочесывали местность вверх по ручью. Это направление командир отряда счел более перспективным с точки зрения поимки беглых, а следовательно, и получения лавров за их захват или уничтожение. С Ковальчука хватит и того, что он их обнаружил. Лейтенант был вполне логичен для человека, не знавшего, что беглые вооружены огнестрельным оружием и что они, по-видимому, окопались здесь, чтобы стоять насмерть.