Любовь юного повесы - [71]

– Зато есть в моей! Как видишь, статья перепечатана из одной из местных газет. Я прочла ее вчера и сразу поспешила сюда, даже не заехав к Герберту, который, должно быть, ничего не знает, иначе он известил бы меня.

– Герберт будет здесь сегодня после обеда, – сказал Шонау, сердито швыряя газету на стол. – Он в Остенвальдене с Адельгейдой и написал мне, что на обратном пути заедет к нам. Очень может быть, что он едет по поводу Виллибальда, но это нисколько не меняет дела. С ума сошел, что ли, этот мальчишка?

– Разумеется, сошел! Ты смеялся надо мной, когда я предостерегала тебя против этой комедиантки и говорила, что ты не должен позволять дочери водиться с ней. Но того, что дело примет такой оборот, я, конечно, не подозревала до той минуты, пока не поняла, что Вилли, мой сын, влюблен в эту Мариетту Фолькмар! Я в ту же минуту насильно увезла его подальше от опасности и вернулась с ним в Бургсдорф. Это и было причиной нашего внезапного отъезда, но я умолчала о ней, потому что считала любовь Вилли мимолетным увлечением. Мне показалось, что мальчишка совсем образумился, иначе я не допустила бы его вторичной поездки. Все-таки из предосторожности я поручила его брату. Он должен был оставаться в городе не более трех-четырех дней… и вдруг такая история! – И в совершенном отчаянии Регина плюхнулась в кресло.

Лесничий, напротив, быстро забегал по комнате.

– И это еще не самое худшее! – кричал он. – Хуже всего та комедия, которую он играет здесь перед невестой! Моя бедная девочка каждый день ходит в Вальдгофен, утешает, помогает своей подруге как только может, а жених бегает следом за ней и пользуется этим для свиданий. Это бог знает что такое! Нечего сказать, хорошо ты воспитала своего примерного сынка!

– Уж не думаешь ли ты, что я прощу ему это? – воскликнула Регина. – Он мне ответит, для того я и приехала. Я ему покажу!

Она подняла руку, как бы собираясь принести обет мщения, а Шонау, продолжая носиться по комнате, повторил, фыркая от гнева:

– Да, мы ему покажем!

Вдруг открылась дверь, и в комнате появилась обманутая невеста, Антония фон Шонау, спокойная и рассудительная, как всегда, и проговорила невиннейшим голосом:

– Я только что узнала о твоем приезде, милая тетя! Добро пожаловать!

Вместо ответа с двух сторон раздался сердитый вопрос:

– Где Виллибальд?

– Сейчас придет. Он зашел на минутку к садовнику, потому что не знал о приезде матери.

– К садовнику? Конечно, опять за розами, как тогда? – вспыхнула Регина.

Лесничий же, раскрывая объятия, растроганно воскликнул:

– Дитя мое, мое бедное, обманутое дитя!.. Подойди ко мне! Дай обнять тебя твоему отцу!

Он хотел прижать дочь к груди, но в это время с другой стороны подоспела Регина и также потянула ее к себе, восклицая тем не менее трогательно:

– Мужайся, Тони! Тебя ждет страшный удар, но ты должна вынести его! Ты должна показать своему жениху, что от всей души презираешь его и его измену!

Такое бурное участие могло испугать кого угодно. К счастью, Антония обладала крепкими нервами. Она высвободилась из двойных объятий, отступила назад и произнесла спокойно и решительно:

– Я вовсе не намерена презирать Вилли. Собственно говоря, он только теперь начинает мне нравиться.

– Тем хуже! – возразил Шонау. – Бедное дитя, ты еще ничего не знаешь, ничего не подозреваешь! Твой жених стрелялся, дрался на дуэли из-за другой.

– Я знаю, папа!

– Из-за Мариетты! – пояснила Регина.

– Я знаю, милая тетя.

– Он любит Мариетту! – закричали оба в один голос.

– Я знаю все… уже целую неделю знаю все.

Эти слова потрясли разъяренных отца и тетку. Они замолчали и растерянно уставились друг на друга.

Между тем Тони продолжала с непоколебимым спокойствием:

– Вилли признался мне во всем сразу же, как только приехал. Он говорил так хорошо и задушевно, что я плакала – так была тронута. В то же время пришло письмо от Мариетты, в котором она просила меня простить ее; оно было еще трогательнее. Мне ничего не оставалось, как вернуть жениху свободу.

– Не спросив нас? – воскликнула Регина.

– Да это ничего бы не дало в данном случае, – спокойно возразила Антония. – Не могу же я выйти замуж за человека, объявившего мне, что любит другую! Поэтому мы втихомолку расторгли нашу помолвку.

– Вот как! А я узнаю об этом только теперь? Вы стали чересчур самостоятельны! – сердито проворчал отец.

– Вилли хотел на следующий же день сказать тебе, папа, но после такого объяснения он не мог бы больше оставаться здесь, а в это время как раз заболел доктор и приехала Мариетта. Она была в страшном отчаянии, а у Вилли сердце разрывалось при мысли о необходимости оставить ее наедине со своим горем и уехать, не зная, какой оборот примет болезнь. Поэтому я предложила ему молчать, пока опасность не минует, и каждый день стала ходить в Вальдгофен, чтобы дать Вилли возможность видеться с Мариеттой и утешать ее. Они оба крайне благодарны мне и уже дали мне прозвище ангела-хранителя их любви.

Регина стояла прямо и неподвижно, как соляной столб. Шонау же сложил руки и проговорил с тяжким вздохом:

– Ну, благослови боже твое доброе сердце, дитя мое! Ничего подобного в своей жизни я не видел. Однако, надо признаться, вы ловко обработали дельце! Так ты совершенно спокойно сидела и смотрела, как твой жених нежничал с другой?