Любовь - только слово - [139]

— Не продадите мне бутылку?

— Но мы не можем целую бутылку… сразу.

— Нет, не сразу, мы зайдем еще.

Официант смущается.

— Мне нужно спросить нашу начальницу. Я не знаю, сколько это стоит. Но недешево. Во всяком случае, дороже, чем в магазине.

— Цена не имеет значения.

Вместо ответа официант отвешивает глубокий поклон и приносит два бокала. Я кричу ему вслед:

— Принесите третий!

Он открывает бутылку, я до краев наполняю бокалы.

— Выпейте с нами. У нас есть повод…

— Вы очень добры.

Мы выпиваем втроем. Старый официант делает очень маленький глоток.

— Если позволите, я возьму бокал с собой. Не каждый день мне делают подобные подарки. Я хотел бы растянуть удовольствие.

— Конечно, господин…

— Франц. Меня зовут Франц. — Он поднимает бокал и лишь касается его губами, сказав перед этим: — За ваше здоровье. За ваш повод.

— Спасибо, господин Франц.

Игроки за шахматной доской начинают спорить. Болельщик дает советы. Падает снег.

— Теперь у нас опять новое пристанище, — говорит Верена и делает большой глоток.

— С ума сойти, — говорю я.

— Знаешь что? Я уже не боюсь.

— Не боишься чего?..

— Не боюсь своего мужа, будущего, не боюсь того, что я намного старше тебя.

— Все будет хорошо.

— А как? Каким образом все может стать хорошо? Скажи мне! Мне нужно знать это теперь, когда я знаю, что люблю тебя.

— Я могу тебе сказать. Наконец. В Эхтернахе я знаю одного адвоката. Он мне сказал, что…

Я называю самые крупные фирмы, конкурирующие с моим отцом. Они готовы сразу после окончания школы взять меня на работу. С огромным удовольствием! Во-первых, чтобы позабавить коллег и конкурентов моего отца. Во-вторых, чтобы побесить старика! Они не намерены жадничать.

— Это правда?

— Честное слово.

— Я верю тебе. Даже если это было бы не так, я все равно осталась бы с тобой. Но я знаю, что может сделать бедность. Она может погубить самую сильную любовь.

— Не бойся. Как только я окончу школу, все будет хорошо. Ты знаешь, впервые в жизни я начал серьезно относиться к учебе. Я хочу хорошо сдать экзамены и окончить школу.

— Я сделала из тебя хорошего ученика…

— Ты сделала из меня мужчину.

— А ты делаешь из меня пьяницу.

— Раньше я тоже столько не пил. Только после того, как…

— Да, — говорит Верена. — Я тоже только после того, как…

— После чего?

— После того как появилась тоска.

— А когда у тебя она появилась?

— Это началось в Санкт-Морице.

Я страшно разволновался.

В этом теплом старом кафе я представляю наше совместное будущее, нашу счастливую совместную жизнь.

— Верена, еще год! Немногим больше года! И я смогу начать работать. Мы снимем маленькую квартирку. У тебя будет все, что тебе нужно: шубы, украшения.

— И ты…

— И Эвелин. И мой автомобиль. Мы будем самыми счастливыми людьми во Франкфурте.

— Во всей Германии.

— Во всем мире.

— Нет.

— Что значит «нет»?

— Не надо так говорить, иначе ничего не получится. Всегда, если говоришь о чем-то желанном, оно не сбывается.

— Но думать-то, по крайней мере, можно?

— Разве можно кому-то запретить думать?

— Верена…

— Что, любимый?

— Ничего.

— Я знаю, что ты хотел сказать.

— Не говори лучше.

— Хорошо.

— Думай об этом.

— Я думаю то же самое.

— Мы выпьем еще бокальчик, и я отвезу тебя домой. Уже поздно.

— И ты будешь терпелив?

— Да. А ты?..

— Я тоже.

— Скоро наступит весна. Мой муж опять уедет. Ты сможешь ко мне приходить, как тогда, в нашу первую ночь.

Мы пьем.

Шахматисты вновь принимаются спорить.

Снег падает, становясь все гуще.

Почему-то вдруг снова появляется чувство, что я скоро умру.

Но почему? Я ведь так счастлив.

— Что такое, сердце мое?

— Ничего.

— Да нет, что-то случилось. У тебя лицо стало другим… совсем другим…

— Просто подумал кое о чем…

— О чем?

— О том, как хорошо все будет, — отвечаю я.

— Ты слишком много пьешь, — говорит Верена.

— Ну, еще один глоток.

Она улыбается.

Глава 19

В школе объявилась новая парочка: Ноа и Чичита. Никому бы и в голову не пришло. Ноа из-за этого вызывал директор. Он сказал:

— Гольдмунд, ты знаешь, как я хорошо к тебе отношусь, но ты, наверное, спятил.

— В какой мере, скажите, пожалуйста, господин доктор.

— Чичите только пятнадцать.

— На следующий год ей будет шестнадцать.

— Я тебе скажу лишь одно: если вы хоть разок мне попадетесь, в тот же день вылетите отсюда, понятно?

— Во-первых, господин доктор, мы никогда не попадемся, даже если у нас до этого дело и дойдет. Во-вторых, я очень раздосадован, что вы обо мне так плохо думаете. Я не собираюсь спать с Чичитой, во всяком случае не тороплюсь.

— А что же тебе надо? — спросил директор.

— Я одинок. Чичита тоже. Мне всегда хотелось жить с таким человеком, который соответствует моим представлениям о спутнике жизни. Поэтому свою подругу я хотел бы найти как можно раньше и воспитать ее в своем духе.

— Ага, жить с собственным творением.

— Да, совершенно верно.

— Что-то наподобие Пигмалиона?

— Да, Пигмалиона. Поэтому я беседую с Чичитой о Сартре, Оппенгеймере, «Предательстве в двадцатом веке», коллективной вине, Брехте…

— Ноа, она же из всего этого не понимает ни слова!

— Ну не скажите, господин доктор! Я дал ей Камю, Мальро, Кестлера. Вы правы, многого она не понимает, хотя и утверждает, что ей все понятно. Но ведь многое все-таки остается в голове — неосознанно, подсознательно. Может, она этого никогда и не поймет, но то, что она прочла, обязательно окажет на нее влияние. И вполне возможно, что в какой-либо жизненной ситуации она поступит так, как прочла у Камю. Разве это плохо?