Любовь священна - [3]

— Мы замечательно отдохнем в Монте-Карло, — твердо сказала леди Милли, — и нам незачем больше играть в прятки со всем светом! Через месяц я наконец сниму черное платье и буду полностью свободна!

Слово «свободна» в ее устах следовало понимать однозначно, а во взгляде, который она бросила на герцога, был открытый вызов.

Но герцог промолчал. В глубине души он знал, что неизбежно женится на леди Милли, но что-то останавливало его каждый раз, когда он хотел сказать ей об этом.

Для его друзей их брак был предрешен.

Особенно герцога раздражало, что его имя совершенно открыто связывали с именем леди Милли, а когда хозяйки говорили со скрытым подтекстом: «Я поселю вас и нашу дорогую Милли рядом разумеется!» — герцог внутренне негодовал.

Он убеждал себя, что было бы безумием полагать, что можно сохранить в тайне столь продолжительный роман, хотя из-за этого их встречи теряли половину очарования. Они неумолимо двигались по проторенной дорожке, так хорошо знакомой герцогу по его предыдущим романам.

Милли была бы ему хорошей женой. Общество предпочитало, чтобы в их кругу не было никаких сюрпризов, и молодой человек из аристократической семьи должен был жениться на девушке своего круга. С этой точки зрения Милли герцогу подходила как никто другой. Ей бы пришлись очень к лицу фамильные бриллианты Этерстонов, да и хозяйка из нее получилась бы отличная. И все же чего-то в ней не хватало, а чего именно — он не мог понять.

Когда Милли была в его объятиях, когда ее уста жадно искали его губы, он чувствовал, что тонет в ее чувственном экзотическом аромате. И тогда, в порыве страсти, он забывал обо всем.

Подъезжая к Монте-Карло, герцог вдруг с отвращением подумал, что на вилле они будут не одни, и им придется предаваться любви чуть ли не под носом у многочисленных гостей.

Он и сам не мог объяснить столь резкую перемену настроения. Просто ему не нравились многозначительные взгляды друзей, едва заметные улыбки женщин, а также всеобщая уверенность, что он непременно проведет ночь в спальне Милли. Герцога выводило из себя даже то, как ему говорили «спокойной ночи» и «с добрым утром». Кроме того, ему было противно украдкой пробираться по коридорам собственного дома, тайком входить в спальню Милли и как можно тише закрывать дверь. Он знал, что она всегда ждет его, что сейчас же обовьет его руками и заставит забыть обо всем, кроме жгучей страсти.

В первые два или три дня пребывания в Монте-Карло Милли была неожиданно молчалива. В ее взгляде чувствовалась обида, и Этерстон догадывался, что вертелось у нее на языке.

Милли была слишком хитра и опытна, чтобы открыто упрекать его. Однако обвинение чувствовалось в тоне, каким она говорила с герцогом, в резких нотках, случайно проскальзывающих в ее голосе.

Герцог при желании мог быть очень настойчивым и безжалостным. Он твердо решил, что не даст запугать себя и никому не удастся заставить его поступить против его воли.

Одно дело, когда женщина пыталась пробудить в нем страсть к себе, и совсем другое, когда она уже считала его своей собственностью. И тем не менее, он хорошо знал, что леди Милли имела на него очень серьезные виды и готова была оповестить всех об их свадьбе.

Между тем в Монте-Карло жарко светило солнце, растительность была сказочно-живописна, а в казино герцог встретил многих друзей и знакомых. Император и императрица Австрии, вдовствующая императрица России, короли Швеции, Бельгии, Сербии и королева Португалии — вот далеко не полный перечень обитателей «Отеля де Пари».

В казино можно было встретить бесчисленных русских великих князей и индийских магараджей с парижскими дамами полусвета, ослепляющими всех своими бриллиантами.

Весь бомонд собирался вокруг рулеток и вслушивался в щелканье белых шаров. «Игра уравнивает всех», — иронически заметил кто-то герцогу. Каждый вечер титулованные особы азартно бросали на кон свое состояние.

Неожиданно герцог встретил в казино графиню Минторп, светскую даму старого воспитания и близкого друга королевы Виктории. Она была достаточно влиятельна при дворе, чтобы открыто выражать недовольство окружением дома Мальборо, представляющего собой сборище фривольных и беспутных молодых людей, близких к принцу Уэльскому и его жене красавице-датчанке.

Графиня очень приветливо поздоровалась с герцогом, и он ответил ей со свойственной ему учтивостью.

— Я слышала, вы танцевали неделю назад с моей внучкой Дафной на балу у маркизы Солсбери, — сказала она очень сдержанно.

Герцог с трудом вспомнил ничем не примечательную застенчивую девушку, которой его представила хозяйка бала и которую поэтому он обязан был пригласить на танец.

— Вы, наверное, также и ужинали вместе, — продолжала графиня Минторп.

Герцог вспомнил, что во время ужина он ухаживал за одной замужней дамой, а девушка, с которой он танцевал в начале вечера, сидела по другую сторону от него.

Он не мог даже вспомнить, сказали ли они хоть слово друг другу, но то, что она тогда была рядом, не вызывало сомнения.

— Да, да, конечно! — подтвердил он. — Думаю, это ее первый сезон.

— Вы правы, — согласилась графиня Минторп, — и я сказала его королевскому высочеству, что Дафна вам понравилась. Он очень любезно дал мне понять, что он и принцесса Александра надеются первыми услышать— добрую весть!