Любовь студента, или По всем правилам осадного искусства - [10]

Студент вдруг припомнил, что бабка Анна читала ему в детстве именно эту книгу, именно в такой обложке… Но юного слушателя тогда особо не интересовало ни название, ни автор…

Кто-то вошел в читальный зал.

Из-за шкафов картотеки не видна дверь, но зато сразу потянуло сквозняком от окна.

Заполненный листок сорвался на пол.

Студент нагнулся.

Вдруг это Марина?.. Ведь ходит она когда-нибудь в библиотеку… Было бы забавно столкнуться именно здесь нос к носу… Увидела бы, как я самозабвенно корплю над трудами ее отца…

Студент выглянул из-за картотечных ящиков в зал.

Фиг тебе, а не Марина… Какая-то фифочка с накрашенной круглой физией… Приперлась в библиотеку, как на танцульки… Небось, мечтает подловить жениха…

Студент быстро начал заполнять формуляры.

А если встретить сегодня Марину у биофака…

И опять пройти всю набережную…

И, как бы случайно, повернуть к музею и очутиться в том дворе и в том подъезде?..

И решиться на ответный поцелуй?..

Прямо сцена из романа ее отца…

А ведь хочется, чтобы вчерашнее повторилось… Обязательно повторилось…

Фифочка уселась за соседний стол и раскрыла новенький блокнот.

Студент понес заказы к библиотекарше.

Худая мымра сидела за высоким барьером и читала книгу.

Рядом с книгой стоял термос.

Студент зашуршал формулярами.

Библиотекарша лениво просмотрела заказы.

– Вы наверняка первый, кто затребовал эти бессмертные шедевры… Придется подождать дня три, не меньше.

– Как можно отзываться о произведении, даже не заглянув в него?

– Прекрасных книг за прошедшие века понаписали столько, что хватит с лихвой не на одно поколение… К тому же у нынешних писателей кишка тонка… Общая их беда, что слишком долго находятся под гипнозом Толстого и Достоевского, – правда, пытаются что-то перенять у Запада, позабыв при этом, что Запад тоже учился у наших исполинов… Замкнутый круг.

– Но ведь они как могут стараются запечатлеть нашу с вами жизнь то, как мы ездим в переполненных троллейбусах, просиживаем все вечера перед телевизором, слушаем стереопластинки, мешая нервным соседям…

– Пусть стараются, разве я против – только эти книги через десяток лет вообще никто читать не будет, кроме дотошных специалистов, – а придет гений и возродит своим воображением конец двадцатого века, и так убедительно это сделает, что будут верить только его словам.

– А вдруг современный гений давно написал свою главную книгу, и она лишь временно затерялась в общем потоке, чтобы потом вынырнуть и поразить людей и остаться в грядущем?

– Такую книгу сразу бы заметили – не одни же дураки вокруг… Вот у нас в отделе женщина работает, так у нее, по общему мнению, лучший вкус в городе! Ей достаточно пролистать любую книгу, и она сразу же определит ее судьбу… Кстати, о вашем авторе она сказала, что его забудут сразу же после кончины… Он у нас выступал недавно, плел всякую чепуху и думал, что после его пламенных речей все кинутся расхватывать его «шедевры».

Библиотекарша зевнула, прикрыв рот ладонью, сняла крышку с термоса.

Студент отвернулся.

В чашке вкрадчиво забулькал кофе.

Студент прошел в читальный зал на прежнее место.

Два беззаботных дипломника прекратили резаться в морской бой.

Один дремал, положив голову на раскрытую тетрадь, другой что-то писал, то и дело заглядывая в фолиант.

Фифа тупо смотрела в блокнот и покусывала карандаш.

Студент взял с полки крайний том Брокгауза и Эфрона.

Как сказала эта крыса – забудут сразу? Определенно могут забыть, и не таких забывали… Даже самая бешеная слава при жизни не гарантирует бессмертия… Вот расшифровать бы автора «Слова»… По крайней мере, есть шанс навечно остаться хотя бы в учебниках…

19

Студент пришел к биофаку на десять минут раньше обычного.

Марина стояла возле чугунной решетки крыльца, нетерпеливо похлопывая замшевыми перчатками о шубу.

Она не сказала ему ни слова, только привычно взяла под руку.

Губы ее, которые были вчера бледными, узкими, сегодня отливали жирной помадой, ресницы за очками отяжелели от махровой туши, а веки пугали неестественной синевой.

Студент думал, что они и на этот раз повернут к набережной, но Марина повела его в гостиницу и там, между дверями и стойкой администратора, усадила в кресло с лопнувшей спинкой перед низким столиком с буклетами «Аэрофлота».

Сбросила ему на руки шубу, сверху пристроила шапку, вязаный шарф с перчатками и ушла в парикмахерскую.

Студент видел, как в киоске «Союзпечать» лениво покупают газеты заспанные командированные, как швейцар у лифта читает журнал, как входят группами иностранцы с деревянными сувенирами в озябших руках.

В конце холла, через дверь ресторана, небрежно задернутую гардиной, белели столы с хрустальными вазами.

Между ними лавировали откормленные официантки в кокошниках.

Студенту пришлось ждать долго.

Марина появилась, когда киоск закрылся на обед, швейцар дочитал журнал, а ресторан заполнился разрумянившимися иностранцами.

Растопырив свеженаманикюренные пальцы, взяла шапку, дунула на серебристый мех.

Помедлила, чуть наклонив голову, оберегая прическу, переложила перчатки на столик, захлестнула шею шарфом и стала ждать, когда студент встанет и предложит ей шубу.

– Неужели все это ради моей скромной особы?