Любовь со всеми удобствами - [37]

– Зря ты так с Захаром. Он к тебе с чувствами, а ты по немцу страдаешь!

Катерина не страдала, скорее она сожалела о том, что могло бы произойти, но так и не случилось. Причиной неслучившегося, по всей видимости, стала она сама. Из-за нее, точнее, из-за ее палки Клаус решил покинуть гостеприимные российские просторы и вернуться к себе на родину. Фриц наверняка поддержал друга, оставив еще одну несчастную у разбитого корыта.

Любовь Карелина не убивалась, она всегда могла справляться с обстоятельствами, даже когда они были против нее. Переодевшись в соблазнительное трико, Любочка решила восстановить свой жизненный распорядок и занялась во дворе аэробикой. Не удалось с немцем, удастся с писателем. Он-то хоть никуда не сбежит, сидит в деревне, как привязанный, в его московской квартире осталась бывшая жена. Она включила музыку на полную громкость и принялась сексуально покачивать бедрами, стараясь выкинуть из головы все мысли о вероломном Фрице.

– Снова здорово, – кивнула в ее сторону Анюта, приблизившись к забору. – Как жизнь-то?

– Они уехали, – хмуро сказала Катерина, подойдя к ней. – Бросили раскопки и уехали в свою Германию. Или еще куда-нибудь, где бабы не дерутся палками, когда им под нос цветы суют.

– Да ты что?! – всплеснула руками Анюта. – Все-таки в окошко лез немчик?!

– Лез, – горестно произнесла Катерина и показала на цветы в вазе, поставленной на подоконнике.

– Знакомые розочки, – поглядела на цветы Анюта. – У Степаныча такие растут.

– То-то ему черти всю ночь мерещились, – вздохнула Катерина. – Вот. Уехали. А он мне перед отъездом, перед самой палкой, у костра, так прямо горячо и сказал: «Ихь либе дир!»

– В любви признался, значит, – покачала головой Анюта.

– А как ты без перевода догадалась?! – изумилась Катерина.

– Да слова любви, они ж на всех языках одинаковые! – пожала полными плечами Анюта и принялась вспоминать: – Лав ю, либе дир, ля мур, что-то еще есть, а, беллисимо! Это только наша Любка все «сори» да «сори», нормальные люди «ля мур» говорят.

– Действительно, – согласилась с ней задумчивая Катерина, – слова о любви очень похожи. В каждом какая-то своя музыка, а вместе – будто оркестр с одним дирижером. И этот оркестр от меня сегодня сбежал. Может быть, – она с надеждой поглядела на Анюту, – он еще вернется?!

– Конечно, вернется, – успокоила ее подруга, – получит от другой бабы ломом по спине и приползет, как миленький. Будет тебе в окошко щебетать: «Ля мур».

– «Либе дир» лучше, – вздохнула Катерина. – Я, конечно, в нем не нуждаюсь. Я и без него прекрасно обойдусь. Просто за державу обидно. Получается такая неприглядная картина жуткого негостеприимства. Он ко мне с намерениями и любовью, а я его палкой по голове.

– Да уж, – теперь вздохнула Анюта, – плохо получается. А чего участковый приходил?

– Захар брату нажаловался, – поделилась своими выводами Катерина, – Тимофей пришел меня укорять, правда, как именно, я так и не поняла. Он нечаянно нашел Степаныча в той яме, что немцы копали.

– Этот вечно залезет не свою яму, – засмеялась Анюта. – А что в яме еще было кроме Степаныча?

– Странно, но ничего не было. Ни черепков Мамая, ни его разложившегося трупа, – задумалась Катерина. – Им нужно было глубже копать…

– Копали бы они глубже, да некогда им было. Когда копать-то? Вокруг сплошная «ля мур». А что Любка, переживает? Рты народу пытается музыкой заткнуть?! Она же на каждом углу трезвонила, что Фриц ее со своей мамой знакомить собирается и в Германию везти.

– Это был ее последний шанс, – трагически произнесла Катерина, закатывая глаза.

– Смешно! – заявила Анюта. – Вон ее последний шанс, в окне мотыляется. Продрал глаза к обеду, козел прыгучий, пялится на нас. Вылупил свои зенки творческие, не отводит, вот резидент так резидент!

Катерина сразу догадалась, что речь пошла о писателе, которого Анюта заметила в мансардном окне. Катерина стояла к соседнему дому спиной и смотреть на писателя, появившегося в окне, не хотела. Подумаешь, радость какая случилась – Карпатов в окне нарисовался! Это пусть Любка-стриптизерша радуется. Ей, Катерине, до писателей нет никакого дела.

– Добрый день, соседушки! – крикнул Карпатов, неожиданно ласково и благожелательно.

У Анюты чуть не отвалилась челюсть, по крайней мере, она так катастрофически отвисла, что Катерина за нее испугалась, и за челюсть, и за Анюту.

– Что это с ним? – прошептала Катерина. – Он никогда со мной таким не был. Это не к добру!

– Видно, – прошептала в ответ Анюта, – усладила его Наташка по полной программе. Мужики такие довольные и благостные бывают только после обеда и секса.

– Думаешь, он уже пообедал? – Катерине не хотелось верить, что Карпатов выглядел сегодня таким довольным из-за случайной связи с местной красоткой.

– Это лучше ты подумай, – посоветовала ей Анюта и громко сказала: – И вам добрый день, Георгий Вениаминович! Как отдыхается? Как работается? Не упахались ли, часом, ночью?

– Отлично отдыхается, прекрасно работается, – заявил Карпатов, настежь раскрывая свое окно. – Чего и вам, дорогие соседушки, желаю! – И довольный писатель скрылся в своем тереме.

Катерина долго сдерживала любопытство, часа два, после чего не выдержала и попросила подругу показать ей Наташку Зорянскую. Анюта пообещала сразу отправиться к Наташке в гости, как только они пообедают, и настояла на том, чтобы Катерина поела вместе с ними, да и Семен, как ни странно, заявил, что ей нужно обязательно поправиться, а то он Катерину с березой издали путает. Был ли это комплимент, что она стройна, как та самая береза, или Семен имел в виду что-то другое, Катерина разбираться не стала. Она быстро справилась со щами, похвалила хозяйку и получила дополнительный половник. Отказываться было себе хуже – спор грозил затянуться надолго, а ей не терпелось посмотреть на эту Наташку. Катерина нашла в себе дополнительные возможности и под одобрительные возгласы супругов Шкарпеткиных умяла еще одну тарелку щей.