Любовь со вкусом вишни - [29]

Бабуля ложилась рано, сильно уставала, но упорно отказывалась переложить домашние хлопоты на внучку. Ника не спорила, а старалась незаметно управиться со всеми делами сама. Бабуля усмехалась, видя все ее хитрости, но готовку отстояла категорически.

Вечерами, когда Ника возвращалась с работы, они вместе ужинали, она перемывала всю посуду, убирала в кухне и приходила к бабуле в гостиную, забиралась с ногами на диван, и они часами разговаривали обо всем.

Бабуля была высокой, как говорили раньше: «статной», интересной женщиной, такой осталась и в старости. И обладала невероятно сильным характером, громким командным голосом, острым умом и великолепным юмором. Полная противоположность своей близкой подруги, мягкой, спокойной, интеллигентной Сонечки, бабуля давала точные, едкие определения событиям, людям и на замечания подруги: «Нельзя же так, Кирюша!» – неизменно громко отвечала: «Да брось ты, Соня, эту интеллигентскую шелуху! Надо называть вещи своими именами!»

Эти две женщины всю жизнь нежно, преданно и беззаветно любили друг друга, защищали, спасали, когда в этом возникала необходимость, оставаясь родными до самой смерти.

Ника завороженно слушала бабулины рассказы про их молодость, их жизнь, о своих родителях, устроившись на диване и не зажигая верхний свет, включив только торшер для уюта.

Бабуле становилось все хуже и тяжелее с каждым днем, и Ника с замиранием сердца понимала, как неотвратимо приближается ее конец.

В одну из суббот Вероника встретилась с Милкой, они прошлись по магазинам в поисках какого-то необыкновенного платья для «шикарной» вечеринки на очередной Милкиной работе. Платье подруга купила, но от ее предложения отметить покупку в кафе Ника отказалась, она старалась не оставлять бабулю надолго одну.

Открыв дверь и войдя в квартиру, увешанная пакетами с продуктами, которые купила по дороге, решив порадовать бабулю вкусностями всяческими, Ника услышала громкую музыку. Вертинский.

– Бабуля, что врубаешь на всю катушку? – крикнула она в глубину квартиры.

– Балуюсь, – ответила бабуля, выходя в прихожую поцеловать внучку. – Убирай продукты и заходи в комнату.

В комнате был накрыт стол к чаю, чего последнее время они не делали.

– У нас что, торжество какое-то? И зачем ты перетруждалась? – тут же забеспокоилась Вероника.

– Нет, у нас не торжество, у нас серьезный разговор, – строго объявила бабуля. – Я многое должна тебе рассказать и объяснить. И не так уж я перетрудилась, не поле пахала небось!

Ника подвинула бабулино кресло к столу, подставила ей пуфик под ноги, присела напротив, разлила им чай по чашкам и спохватилась:

– Ой, я ж тебе вкуснятины всякой принесла! Как раз к столу!

– Сядь! – потребовала бабуля. – Потом все это. Не суетись!

Она помолчала, а Ника замерла, отчего-то вдруг напугавшись.

– Скоро меня не станет, – сказала решительно бабушка. – Не плачь, не печалься, в этом нет ничего страшного!

– Бабуля! – прошептала девушка, стараясь сдержать слезы. – Я же останусь совсем одна! Поживи, пожалуйста!

– Вот об этом я и хотела с тобой поговорить, Ника! – пояснила она и прикрикнула на внучку: – Не разводи мокроту! Разговор предстоит долгий и для меня нелегкий! Слушай, постарайся понять.

Она помолчала, допила чай, видимо, собираясь с мыслями.

– После моей смерти ты станешь весьма обеспеченной девушкой. Дай мне шкатулку, на комоде стоит.

Ника торопливо принесла с комода шкатулку, которую никогда раньше не видела, и внимательно ее рассмотрела.

Шкатулка оказалась и не шкатулка вовсе, а прямо ларец какой-то – большая, из резного красного дерева, довольно тяжелая.

Бабуля, открыв ее, начала выкладывать на стол бархатные футляры различной формы, в которых обычно хранят ювелирные украшения, открыла их, посмотрела и показала Веронике содержимое двух футляров. В одном поблескивали золотые старинные серьги с крупными изумрудами удивительной чистоты. Во втором лежало колье, выполненное в том же стиле, что и серьги, в центре которого ярко посверкивал большой изумруд.

– Этот гарнитур наш фамильный, он единственный остался от всего, что у нас было. Все остальное – это подарки от мужа и поклонников. Среди них тоже есть интересные вещи, ну потом сама разберешься. Опись лежит в шкатулке, а второй экземпляр у нотариуса. Ты его знаешь, он помогал нам после Сонечкиной смерти. В понедельник пойдешь в банк, забронируешь там ячейку и положишь все это туда.

– А почему ты мне никогда это не показывала? – шепотом, от потрясения, что ли, спросила Ника.

– Не время было. Слишком много всего с этим связано, я тебе тут подробно написала, потом прочтешь.

Она достала запечатанный конверт и протянула его Веронике. На конверте бабушкиной рукой, четким, почти графическим почерком было написано: «Пояснение 1. Шкатулка».

Ника взяла письмо, изо всех сил старалась сохранить спокойствие и не выпустить слезы, рвущиеся из груди от этого неизбежно-страшного, произнесенного вслух «потом».

– Убери ее и налей мне еще чаю, – попросила бабуля.

Ника поставила шкатулку на комод, сложив в нее все футлярчики, вернулась к столу и налила бабуле чаю.

Девушка подумала, что раньше не знала, где внутри ее тела находится сердце. Когда умерла Сонечка, от горя у Вероники болело все, кроме сердца, а сейчас ей казалось, что оно занимает всю грудь и плачет, болит, став огромным от того, что натерпелось, и устав не болеть.