Любовь слепа - [4]

«Она смотрит на него, я уверена, — говорила себе герцогиня. — Никто другой не мог вызвать этого выражения восхищения». И нехорошее чувство зародилось в ее душе. «А жемчуга вокруг ее шеи настоящие и какие огромные — они крупнее моей единственной нитки». Фреди Мортон проследил за направлением глаз ее светлости и тоже заинтересовался стройной черноволосой девушкой, сидящей в партере.

Он был достаточно благоразумен, чтобы не заговорить о ней с герцогиней, но, обернувшись, шепнул своему соседу:

— Пичи, взгляни в восьмой ряд — вероятно, это итальянка.

Лорд Сент-Остель вошел в это время в ложу, и Фреди Мортон сразу уступил ему место. Никто из мужчин даже не пытался с ним соперничать. Герцогиня отлично умела владеть своим лицом и с милой улыбкой приветствовала его. Поднялся занавес. Алиса повернулась к сцене, и Губерт посмотрел сзади на ее шею. Прежде он восхищался ею. Теперь он обратил внимание на то, что кожа ее не была молода, особенно возле ушей, под волнами пепельных волос. Он почувствовал себя пресыщенным запахом ее духов. И вдруг понял, что она утратила для него всякий интерес, и усмехнулся странной, циничной улыбкой.

«Какие мы все отвратительные животные, каждого из нас привлекает только новый запах: когда исчезает новизна, мы тоже уходим».

Герцогиня быстро обернулась. Она хотела узнать, обратил ли он внимание на девушку, сидевшую позади них в креслах, но его полузакрытые глаза были устремлены в пространство с полным безразличием, и потому она успокоилась и прошептала: «Губерт, что сегодня с вами? Могу ли я вам помочь?» Ее голос звучал нежно. Легкая краска выступила у него на лбу, но он не дрогнул.

— Ничего, тысяча благодарностей, моя прелесть, я вполне счастлив. Мы скоро станем миллионерами, а я собираюсь жениться.

Мужчины всегда жестоки: лорду даже не пришло в голову, что он сейчас нанес герцогине самый жестокий удар, какой она когда-либо получала в жизни, ибо несмотря на свой огромный успех у женщин Губерт совершенно не был тщеславен и никогда не верил тому, что он на самом деле любим. По его мнению, Алиса и подобные ей женщины не имели сердца — его заменял хорошо устроенный механизм. Ведь она должна была понимать, что если он не проявлял ни малейшего намерения жениться на ней в продолжение года, прошедшего со дня смерти ее мужа, значит, с этим было покончено. Намеренно он не обидел бы и мухи, а тем более женской души, но ведь им не были нарушены правила игры между ними, и он не понимал, что эта игра может возвыситься до степени душевных страданий. Алиса принадлежала к его кругу, в котором привыкли к быстро проходящим склонностям и привязанностям. Герцогиня побледнела как мел — даже в полумраке ложи он не мог не заметить этого — хотя привыкла никогда не терять контроля над выражением своего лица, и дыхание ее стало слегка прерывистым.

— На ком, Губерт?

— В пятницу я приду к вам и расскажу все, а теперь давайте поговорим о чем-нибудь другом или лучше всего послушаем Пинкертона.

Все поплыло перед глазами герцогини, она сжала руки так сильно, что ногти одной руки вонзились в ладонь другой, и это привело ее в себя. Кто же ограбил ее? Не было женщины, которую она могла бы даже подозревать. В течение всего последнего года Губерт был также равнодушен ко всем, кого она знала, как и к ней самой. Увы! Это должна быть какая-нибудь иностранка. Странная интуиция или, может быть, шестое чувство, которым обладают даже неумные женщины, внезапно заставило ее еще раз взглянуть на девушку, сидящую в кресле. Это, конечно, не она, потому что Губерт явно ее не знал, но, должно быть, женщина, на нее похожая. Алиса была суеверна — она чувствовала, что мгновенное отвращение, которое она испытала, когда ее взгляд остановился на привлекательном лице сидящей сзади девушки, было предостережением.

Правда, Алиса не имела настоящего права упрекать Губерта. Три месяца тому назад между ними произошла сцена, и она знала, что все кончено, но это не ослабляло отчаянной боли в сердце. Молча сидели они, пока занавес не опустился.

Для девушки, сидящей в партере, музыка потеряла все свое очарование. С того момента как лорд Сент-Остель перешел в ложу рядом, какое-то странное, никогда не испытанное чувство пронзило ее. Кто эта красавица с прелестными волнами светлых волос и чудесным жемчужным ожерельем? Он, этот мужчина, заставивший ее вспомнить о Ланселоте, почтительно склонился к ней. Теперь было достаточно темно, чтобы незаметно наблюдать за ними, и она почти не спускала с них своих больших черных глаз. Ее вдруг охватило чувство одиночества и какое-то беспокойство. Казалось, весь театр был полон людей, которые знали друг друга, были даже друзьями. Она одна никого не знала. Она и мадам де Жанон здесь чужие и никому не нужны. Но, быть может, когда-нибудь, в один прекрасный день, как обещал ей отец, она тоже станет знатной дамой, своей среди них и, возможно, будет говорить с господином Ланселотом!

Но здесь занавес поднялся, она отвела глаза, а когда взглянула снова, мужчины, который ее интересовал, уже не было в ложе.

Лорд Сент-Остель шагал по своей библиотеке до двух часов ночи. Решение было им принято. Он должен согласиться на условие Вениамина Леви. Но следовало уяснить себе некоторые вещи — внезапная бледность Алисы потрясла его. Когда он прощался с ней, он увидел в глубине ее желтовато-серых глаз притаившуюся тоску. Губерт ненавидел такого рода переживания. Он даже не подумал о том, какова его будущая невеста, и не хотел останавливаться на этой мысли.