Любовь слепа - [10]

Губерт произносил обет саркастически, Ванесса — с торжественным благоговением. Вся служба сопровождалась хором и продолжалась целый час. Но наконец они очутились в автомобиле, первый раз в жизни наедине.

Лицо Губерта было подобно маске, ее — белое, как лилии ее букета. Она была глубоко растрогана. Что он ей скажет, ее Ланселот? Наверное, что-нибудь удивительное. Возьмет ли он ее за руку? Как выскажет то уважение, которое, конечно, должен испытывать к ней, ведь мадам де Жанон уверяла, что брак должен быть основан на высокой взаимной оценке и глубоком доверии.

То, что он сказал, было:

— Я думаю, пойдет дождь.

Затем посмотрел в окно — небольшие белые тучки заволокли солнце. Ванесса не знала, что ей отвечать.

В это время они приехали к Ритцу, где должен был состояться прием гостей. Было почти четыре часа. Кроме замечания о погоде, они не обмолвились ни одним словом. Здесь они стали рядом и принимали поздравления. Все высказали мнение, что молодая жена Губерта — прелестный экзотический цветок, который может составить украшение самого роскошного букета.

— Она совершенно не похожа на еврейку, — сказала дама господину, знавшему всегда все.

— Мать ее была итальянка, набожная католичка из семьи Монтаньяни, мне кажется.

— Но Сент-Остель не имеет увлеченного вида.

— Очень сдержанная собака этот Губерт. «Конечно она божественно хороша, и как я ее ненавижу!» — были мысли Алисы Линкольнвуд.

После шести часов Ванесса отправилась переодеть свой подвенечный наряд. К этому времени она почувствовала себя совершенно измученной.

— И что бы вы думали, — сообщил позже по секрету Гардинг своему приятелю, дворецкому в Сент-Остеле, — все время, пока я помогал его светлости переменить фрак на визитку, он говорил о своих ружьях от Пирдея и о том, не окажется ли дождь вредным для молодых тетеревов, как будто собирался на охоту!

Мистер Поддер, дворецкий, соглашался, что все переменилось с дней его молодости: тогда люди были хоть немного взволнованы в день своей свадьбы.

И ни один человек среди тех, что собрались к «роллс-ройсу», чтобы пожелать им счастливого пути, не догадывался о том, как был заключен этот брак. Наверное по любви, раз она так хороша, было общим мнением. И это похоже на Губерта — выглядеть холодным, как огурец, и не обнаруживать никаких чувств.

Вениамин Леви только поцеловал свою дочь. Он чувствовал себя слишком взволнованным, чтобы говорить, а последними словами мадам де Жанон были: «Помните, дорогое дитя, что многое в замужестве составляет тайну для молодых девушек, но покорность и уважение к мужу обязывают подчиняться».

— Ужасное беспокойство эти переезды, — единственное интересное замечание, услышанное молодой женой при переезде через Хаммерсмитский мост.

Она чувствовала себя такой испуганной и неловкой из-за молчания, длившегося с минуты отъезда, что сейчас почти рассмеялась.

— Да, не правда ли? — решилась она прошептать.

— Вы любите деревню? — Губерт решил, что это подходящая тема для разговора. Но она сказала, что ей никогда не случалось видеть вблизи английскую деревню и жить в деревне.

— Мы будем жить в Сент-Остеле? — робко спросила она.

— Это прекрасное старинное поместье, где стоит пожить. Собственно говоря, мы нигде не будем жить подолгу. В разное время года живут в разных местах, — сказал Губерт.

Ванесса старалась представить себе свой будущий дом — место, традиции которого она собиралась изучить и научиться любить. Отец говорил, что ей следует ознакомиться с материальным положением арендаторов и выполнять все обязанности владелицы и, конечно, она постарается все это исполнить.

Вениамин Леви только не предупредил свое дитя, что ей придется выдержать трудную борьбу с предубеждением против «дочери ростовщика». Потому что Ванесса была горда не менее, чем королева Елизавета, и все равно не поняла бы этого.

— Сколько времени длится дорога в Сент-Остель? — спросила она после десятиминутного молчания, в продолжение которого Губерт с усталым видом сидел в своем углу.

— Точно два часа от Пиккадилли — мы приедем около восьми часов, я полагаю.

Если бы он слегка повернул голову, то заметил бы прелестный профиль Ванессы, рельефно обрисованный лучами заходящего солнца, но он не оборачивался. Он чувствовал, что стоит ему посмотреть на нее, и она догадается по его глазам об испытываемых им неприязни и злобе. Во всю свою жизнь он не чувствовал себя таким безумцем, таким сумасшедшим, как теперь, — и все из-за этого милого света.

Итак, два часа прошли в обоюдном молчании, и когда тени удлинились и стали расплываться, они подъехали к восточным воротам усадьбы.

Здесь маленькая дочь привратника преподнесла Ванессе букет, и небольшая группа слуг приветствовала их. Лорд предупредил заранее, чтобы не устраивали никакой помпы. Медовый месяц должен был пройти тихо.

Сердце Ванессы неистово билось, когда она, мило улыбаясь, взяла цветы, в то время как Губерт, подняв шляпу, кивал головой старым друзьям. Затем они тронулись дальше, и Ванесса спрятала лицо в букет.

— О, какая красота, — воскликнула она, когда автомобиль достиг места, откуда с возвышенности можно было издали увидеть величественный замок на холме, среди деревьев. Олени разбежались при их появлении.