Любовь с алкоголем - [22]

«А трезвая я не могу[23]? А как же AIDS? А чего же этот химик сам не думал? AIDS я могла подхватить восемь лет назад, от Володьки, он как раз сидел на крэке. Сейчас все куда осторожней».

Раечка танцевала перед декоративным зеркалом — это было панно из кусков зеркал и если смотреть только в них, то можно было видеть десяток Раечек, мотающих головами в такт музыки. Какого-то с трудом понятного рэпа. Десяток головок, похожих на Джэйн Фонду, Фэй Дановэй, Чурсину, были очень довольны собой, любовались на свои отражения. Поблескивая серыми глазами, головки даже будто удивлялись — неужели это я, такая хорошенькая? Славице было неловко — «Это вот называется быть актером? Любоваться собой… И других, зрителя, заставить быть увлеченным твоим самолюбованием, гримасничанием, твоими ужимками…» Русские знакомые не зло посмеивались над Раисой: «Столько лет репетирует! Когда же выступать будет?!» На что Славица, если была в хорошем настроении и не раздражена Раечкой, отвечала, ее защищая: «Для Раисы игра, как для многих женщин секс — важен не итог, то есть оргазм, а процесс — репетиция. Раиса в состоянии вечного либидо!»

Слава накрасила губы ярко-красным. В тон платья из джерси, надетого задом наперед. Так, что декольте не надо было застегивать — длинное «V» опускалось к копчику. Волосы плавно вились со вчерашней завивки. Вчерашний вечер в Антик Гилд казался смесью советского детектива Юлиана Семенова с Чеховым одновременно.

Даглас стоял у своей машины, положив руки на ее крышу — в белой рубахе, волосы подстрижены. Похожий на брата Славицы. На того брата, который больше всего нравился, поэтому и запомнился. Свет с бассейна не доходил до улицы, загороженной кустами и низкими пальмами, ближайший фонарь светил на углу, но уже Вилкокса, не Де Лонгпри — было темно. Она близко подошла к нему.

— Твоя мать дома?

— Нет.

— Поедем к тебе? Я хочу… Не важно. Поедем?

— Как ты хочешь. — Он провел рукой по ее волосам. Она слегка тряхнула головой, и его рука уже коснулась ее щеки.

— У тебя есть дома выпить? Хотя… в таких домах всегда есть что выпить, чем опохмелиться. Да?

Он не ответил, открыл ей дверь.

— Твоя мать рада, что ты подстригся?

— Нет. Она знает, что это не из-за нее. И еще, она боится, что на этом изменения не кончатся…

Сразу за Сан-Висенте бульваром на Вилшире он заехал в паркинг маркета.

— Что ты хочешь выпить?

— Шампанского! — вызывающе сказала Славица, но тут же подумала: «Если я буду так себя вести, то никакого удовольствия от встречи не получу. Я будто с ним на поединок еду», — и она повторила дружелюбней:

— Давай, а? Шампанское хорошо…

Он усмехнулся и вышел.

«Почему же мне грустно, вспоминая братика моего, вот такого вот, в белой рубашечке, перед армией, в середине шестидесятых. Время-то было веселое, он был веселый, я пела-плясала маленькая. Может, потому что, по сравнению с тем временем, сегодня он хуже. То время как эталон. И он будто не выдержал экзамен. Не оправдал каких-то моих представлений о нем. А я сама оправдала, о себе представления-мечтания, а?» Даглас вернулся, поставил пакет в багажник.

— Как твоя лаборатория, Даг… Вильям?

— О'кей, если не считать, что померла моя любимая мышь.

— Фу, ты мышей любишь?!

— Ну, это была специальная. Это же не уличная какая-то мышь. Они у нас чистенькие. Та была беленькая с черным хвостом. На задние лапки смешно вставала… Я, правда, после знакомства с тобой очень захотел иметь живую норку, какая-то идея фикс. — Он потрогал пелерину, лежащую на коленях Славы.

— Чтобы пытать ее, представляя, что это я!

— Я об этом не подумал. Может… Мне просто хотелось, чтобы она там была. Я часто остаюсь ночевать в лаб. Ну, вот она бы там со мной была…

— В клетке.

— Без клетки она бы убежала. Как ты.

Они ехали маленькими улочками лос-анджелесской резиденционной озамоченности. Слава забыла дом Дагласа, и сейчас, приближаясь к нему, в памяти возникали не визуальные образы, а мысли и фразы, которые приходили в голову, когда она была в нем, — «сумасшедший дом… поэма По «Ворон»… я никогда не видел живой норки… ты видел мертвую на мне…» Она увидела черный, как бы немного вне фокуса, дуб с голыми топорщившимися ветками.

— Вы нашли тогда кольцо твоей матери? — Они уже шли по дорожке из битых кирпичей, и безумная трава росла вокруг, нежно-колко касаясь, задевая ноги.

Даглас включил свет — желтые лампы, спрятанные в траве вокруг бассейна, прожектор на углу дома и напротив, на дереве: опущенные вниз, они осветили бассейн. Он был без воды.

— Работа не закончена. Там оказалось что-то неисправно. Так что он такой вот.

В углу бассейна, в кучу, были сметены листья, падающие с ивы на краю, да и со всего участка, видимо.

— Давай здесь посидим. Выпьем здесь. — Слава уже сидела на металлической скамье. — Дааа, жутковато тут. Я тебе тогда сказала, а ведь был день, сейчас, вообще, «триллер»…

— Я принесу бокалы. — Даглас ушел, оставив на столе бутылку шампанского, унеся с собой пакет, в котором, Слава заметила, было еще две бутылки.

Со скамьи ей не было видно дна. «Ничего не стоит убиться насмерть, бросившись вниз, на кафель… Почему такие мысли приходят мне в голову?..» Даглас нес два бокала и вазу с цветами. Низкая, он держал ее под самое горлышко, будто просто букет.