Любовь Психеи и Купидона - [35]

Но наша героиня так настаивала, что старшая, наконец, объявила, что она вполне одобряет покорность и раскаяние Психеи, и прибавила, что она советует ей продолжать в том же духе; это никак ей не повредит, а, напротив, весьма поможет. Совсем ее разлюбить муж никак не мог: его упреки и заботливость, с какою он старался помешать ей умереть, даже самый его гнев — все это бесспорные тому свидетельства; он просто-напросто хочет заставить ее подороже купить его милости, чтобы она больше ценила их.

Совсем другого мнения была младшая сестра, разразившаяся нападками на Амура. Где разум у этого бога? Где были его глаза, когда он равнодушно взирал на тоскующую у ног его царскую дочь и царицу красоты, и все лишь из-за того, что у нее явилось желание его увидеть? Разве это достаточная причина, чтобы бросить жену и наделать столько шума? Будь он уродлив, у него еще была бы причина сердиться. Но так как он прекрасен, ему просто хотели доставить этим удовольствие. Такое любопытство не только не подлежит осуждению, а, наоборот, заслуживает похвалы, ибо оно проистекало от избытка любви.

— Послушайтесь меня, госпожа, потерпите немного — и ваш муж вернется. Я не знаю ни божеской, ни человеческой природы, но я сужу о других по себе и думаю, что все созданы более или менее одинаково: если нам с сестрой случается поссориться и если я после этого стараюсь казаться холодной и равнодушной, она ходит за мной по пятам, а если она упрямо стоит на своем, я иду на всякие уступки.

Психея подивилась уму обеих пастушек и решила, что младшей, должно быть, попали в руки некоторые книги из библиотеки ее сестры и она тайком прочла их; к этим книгам следует прибавить превосходные природные задатки, унаследованные от матери и не только не заглохшие в обеих дочерях вследствие одинокой жизни, а, напротив, на особый лад у каждой из них развившиеся. Психея присоединилась к мнению старшей и решила с завтрашнего же дня пуститься на розыски мужа.

В затее этой было нечто весьма смелое и чрезвычайно странное. Царская дочь, одиноко бредущая по свету! Конечно, для супруги бога в блужданиях по белу свету нет ничего непристойного — богини бродят где и как им вздумается, и никто их за это не упрекнет. С нашей героиней дело обстояло сложнее: ей приходилось побаиваться встречи не только с прислужниками своей ненавистницы, но и с людьми вообще. А как сделать так, чтобы ее не узнали? Хотя платье на ней было траурное, оно вместе с тем было и свадебное, изукрашенное во многих местах брильянтами, недаром оно поглотило доходы ее отца за два года. Женщина такой красоты и в таком роскошном одеянии могла ввести в соблазн первого же встречного. Психея надеялась, правда, что муж охранит ее особу и не позволит никому к ней прикоснуться, ну а брильянты — пусть уж ими распорядится судьба. Но если бы даже у Психеи не было ни тени надежды на охрану Амура, она все равно пустилась бы на его розыски. Ио[54] обежала всю землю; уверяют, будто ее все время жалила муха; я же полагаю, что эта муха походила на Амура не одними только крылышками. Счастье еще для Психеи, что мухой, ее кусавшей, был ее муж: этим оправдывалось всё.

Старшая из девушек предложила ей заказать себе новое платье в ближнем городе, о котором я упоминал выше; их отец примет на себя заботу об этом, если она согласится. Психея, видя, что девушка примерно того же роста, что и она сама, предпочла просто поменяться с нею платьями и захотела сразу же произвести обмен: это был удобный случай, для того чтобы расплатиться со своими хозяйками. Как довольна была бы она, если бы стоимость брильянтов приумножила шансы этих девушек, увеличив число их поклонников!

Кому же это пришлось не по вкусу? Самой пастушке! Почтительность, застенчивость, нежелание принять такой подарок и тысячи других соображений смущали ее; она опасалась, как бы отец не стал ее бранить. Эти простые пастушки были исполнены душевного благородства и помнили о своем происхождении, когда в том была надобность. На этот раз старшей пришлось согласиться, но с тем условием, добавила она, что эти одежды будут у нее на временном хранении.

Две наши переряженные почувствовали себя в новых своих уборах так, словно Психея всю жизнь была лишь пастушкой, а пастушка всю жизнь была царевной. Когда они показались в своем новом виде старцу, он с трудом их узнал. Для Психеи это ряженье оказалось приятным развлечением. Она прониклась большими надеждами на успех своего замысла, прислушиваясь к ободряющим доводам, которые ей приводили.

На другой день, встретившись со старцем с глазу на глаз, она сказала ему:

— Ты не можешь жить вечно, и годы твои таковы, что тебе следует подумать о дочерях. Что будет с ними, когда ты умрешь?

— Я назначу их опекуном Небо, — отвечал старик. — Кроме того, у старшей уже достаточно разума, и обе не лишены здравого смысла. Если Парка застигнет меня врасплох, им надо будет лишь перебраться в соседний город, люди там добры и позаботятся о них. Скажу откровенно: самое верное, по-моему, — упредить Парку. Я их отведу туда, как только ты уйдешь отсюда. Это блаженный край для женщин: они делают там все, что хотят, и это побуждает их желать лишь добра. Не думаю, чтобы дочери мои устремились по другому пути. Если бы мне приличествовало их хвалить, я сказал бы, что они от природы склонны к добру и что наставления и пример матери были подкреплены их природным предрасположением к добродетели. Но не показалась ли тебе младшая немного склонной к вольностям?