Любовь принцессы - [57]

Диане, которой казалось, что любой вздох ее протоколируется, представлялось невероятным, что история отношений Чарльза с Камиллой Паркер-Боулз не стала достоянием публики. Ей было обидно, что люди не понимают ее отчаянного положения. Она приходила в ярость оттого, что никто не видит ее горя и не стремится помочь ей. Однако она набралась терпения, уверенная, что правда рано или поздно выплывет наружу, — она ждала.

Духовные наставники, к которым она обращалась за советом, твердили ей, что нужно лишь исполнять свой долг, и счастье улыбнется ей, и она получит развод, о котором так мечтает. Раньше она готова была поверить им только потому, что ей хотелось верить в счастливый исход. Но теперь в ней зрела неосознанная уверенность, что конец уже совсем близок. Она знала, что журналисты вот-вот раструбят об их угрожающе скверных супружеских отношениях. Уик-энд, проведенный с Чарльзом в Хайгроуве, окончательно убедил ее, что им невыносимо находиться под одной крышей, не то что в одной комнате. Диана больше не могла переваривать ложь. Она потеряла волю к борьбе за Чарльза — она опустила руки, и глыба, которую она все это время толкала в гору, покатилась вниз.

С той же щедростью, какой отличались их эмоциональные отношения, Диана и Джеймс осыпали друг друга подарками, трогательными символами их любви. Диана покупала Джеймсу рубашки и джемпера ко дню рождения, к Рождеству и по разным иным поводам в благодарность за поддержку и терпение. Ее трогало, что Джеймс приходил к ней неизменно с букетом белых лилий или флаконом ее любимых духов. Когда она бывала в Девоншире, он одалживал ей свою одежду — крикетный свитер или куртку, которые она бережно хранила у себя. И он пообещал ей, что, если она прекратит грызть ногти, он подарит ей нечто совершенно особенное.

Перед отъездом в Персидский залив он купил и послал ей в подарок пару дорогих сережек с изумрудами и бриллиантами, которые пропали на почте. Он очень огорчился, когда узнал, что она не получила его подарка, и Кену Уорфу было поручено разобраться в этой истории. В конце концов посылка была обнаружена, и развернув ее, она была вне себя от восторга. Она тут же написала ему, что он чересчур балует ее, и потому спешит сообщить, что ногти ее в идеальном порядке, что она тратит многие часы, покрывая их ярко-красным лаком, и если бы ему удалось хоть мельком увидеть ее, он бы сам убедился.

Из писем Дианы Джеймс мог уловить, как крепнет в ней чувство собственного достоинства. Обретая веру в себя и изгоняя страх перед жизнью, она все больше набиралась сил и гораздо уверенней справлялась со своей работой. Она не переставала заботиться о больных СПИДом и писала Джеймсу, что собирается произнести большую речь. Его, быть может, это удивит, поскольку он знает, как она ненавидит публичные выступления, но тема представляется ей слишком серьезной и она хочет придать ей больший резонанс. Она посетила большой благотворительный прием в Палате общин по сбору средств на борьбу со СПИДом и была сама поражена тем, как умело она вела беседу с парламентариями. Своей осведомленностью в этом вопросе она особенно гордилась, поскольку у нее была точка опоры в ее споре с родственниками мужа по поводу ее благотворительной деятельности: теперь они больше не смогут так легко отмахнуться от нее, словно от назойливой мухи.

Пусть Диане не удалось склонить Чарльза позволить ей посетить театр военных действий в Заливе, но зато она, по крайней мере, сможет поехать в Германию — в тот самый военный лагерь, где был Джеймс, — и провести восемь часов с женами офицеров из Зенне и Падерборна. Она очень хотела побывать в Заливе, и даже не из-за волнующего предвкушения, что может повидать Джеймса, а потому, что испытывала гордость за английскую армию и хотела подбодрить бойцов. Она знала, что никто лучше нее не может поднять боевой дух солдат, и улыбалась про себя при мысли, что едва ли кто-нибудь догадывается, насколько хорошо она разбирается в военных вопросах. Представление о ситуации изнутри она получала от Джеймса, а официальные данные — благодаря постоянному просмотру новостей. Но во дворце отказывались от ее услуг, говоря, что она может отвлечь внимание от визита Чарльза. Непререкаемым тоном ей заявляли, что именно Чарльзу необходимо поехать, потому что для него крайне важно, чтобы его увидели в зоне боевых действий. Сдерживая бессильный гнев, Диана уступила. Что толку возражать? Она знала, что во дворце все на стороне Чарльза. И ее во дворце ничто не удерживало — она стояла на распутье.

10

Ничто так не поднимало моральный дух солдат, находящихся в Заливе, как письма из дому. Это была единственная ниточка, связывавшая их с родными и близкими. Диана если и была самым активным, то далеко не единственным корреспондентом Джеймса. Родные писали ему регулярно, время от времени приходили письма от друзей. Некоторые письма явились для него полной неожиданностью, поскольку он долгое время ничего не слышал об этих людях.

Одной из таких неожиданностей оказалось письмо от его прежней возлюбленной Эммы Стюардсон, с которой до встречи с Дианой у Джеймса были весьма серьезные отношения. Как и большинство его связей, этот роман стал затухать, и Эмма покинула его, не встретив со стороны Джеймса ожидаемой пылкости. Едва лишь в их отношениях наметилась настоящая душевная близость, он отступил. Его опасения обидели Эмму, которой казалось, что они предназначены друг другу самой судьбой. Понимая, что он не готов соответствовать ее притязаниям, и опасаясь, между прочим, что вообще никогда не будет к этому готов, Джеймс оттолкнул ее своей пассивностью. И уже сам факт, что он не стал противиться, когда она пригрозила ему разрывом, и ничего не ответил ей, говорил сам за себя. Эмма бросила его, но не забыла.