Любовь последняя... - [114]

Шрифт
Интервал

А больше откровенничать Петру было не с кем. Он и по началу своей трагедии, живя на отшибе, не очень-то был избалован людским вниманием и сочувствием и потому не любил выносить ее на обсуждение с каждым встречным-поперечным прохожим. К тому же сейчас, в марте, даже и временных ремонтников поблизости почти не было; да и зачем это опять ворошить все снова здорова, если, наконец, хоть и очень мучительно и трагично, а все уж почти стало на свое законное место?

И Петр терпеливо не произносил ни с кем даже имени Прясловой, да никто его об этом и не расспрашивал — люди тоже, наверное, считали, что теперь уж все ясно и без его откровений. Но бригадир ремонтников Баюков, видимо, не смог преодолеть своего любопытства, упомянул раз имя Мори, хоть лучше б он не говорил этого…

А дело было так. Спустя недели три после смерти Ульяны, он вдруг постучал среди дня в окошко будки, а когда Петр вышел — не попросил, а начальническим тоном сказал:

— Помоги-ка, Лунин, нашу ремонтную конягу побыстрее снять… Запарился мой зеленый помощник с мотором, и побарахлил-то он в пути считанные минуты, а вот все равно приходится принимать эту нелегкую тележку с рельс долой…

— Значит, снова не управились вы проскочить между поездами? — удивился Петр. — А ведь это окно было ничего себе: подходящее, порядочное!..

— Моя вина, — смущенно признался юный моторист, с опаской поглядывая на Бармалея.

Втроем они торопливо сняли тяжелый верх, на пару с мотористом Петр спешно убрал с рельс задний и передний скат тележки. А поезд все не показывался. И чтобы убить время Бармалей в упор, с нескрываемым любопытством рассматривал путевого обходчика — уже неподвижно держащего в руке палочку сигнала, с туго накатанным на нее желтым флажком…

За последнее время Петр плохо питался, похудел, и потому выглядел еще более высоким и жилистым, на подбородке явственно проступила густая колючая поросль-щетина двухдневной седеющей бороды. И, оглядев его иронически с головы до ног, Бармалей с плохо деланным сочувствием, начальнически строго сказал:

— Ты что ж, Лунин, так распустил свою… зазнобушку? Совсем, как видно, без всякого женского догляда она тебя оставила? И даже обут вон, похоже, на босу ногу… Стало быть, уж начисто забыл, бывший фронтовик, что в военное время за умышленно потертые ноги положен трибунал? А? Ты, брат, ешь солому, а хворс не теряй!.. Или опять носки свои утром у Прясловой забыл? Вы что ж теперь: по очереди что ли друг к дружке зоревать ходите? А? Чего ж молчишь, не отвечаешь?! Дочь-то по-прежнему, значит, нос от тебя крутит?

Внезапно накатившийся поезд помешал Петру ответить наконец Бармалею, как он давно хотел… И как же был он потом доволен, что этот несусветный грохот и занятость помешали! А когда мелькнул, будто стегнув по глазам, последний хвостовой вагон, уже немного одумавшийся обходчик один в сердцах по очереди шваркнул оба ската на рельсы, с помощью моториста грохнул на них тяжелый верх и нетерпеливым грозным жестом выразительно дал понять мотористу, чтоб он не задерживался тут и секунды.

— Давай, давай, моторист, пошибче! — с неподдельным испугом, опасливо косясь на обходчика, поторопил и Бармалей. И потом уж, порядочно повременив, язвительно добавил: — Не то этот аморальный тип еще ударить тебя может…

Впрочем, последняя фраза была выкрикнута уж когда моторная тележка бешено сорвалась с места вслед за поездом, а Бармалей надежно убедился, что теперь не на шутку разгневанный Лунин никак не может дать ему по шее за хамство и наглость.

15

В эти долгие тягостные два месяца Петр не раз думал о том, что бы он теперь делал, как был, чем жил и на кого надеялся, если б не нашлась на его трудном жизненном пути такая славная женщина. Он не сомневался, что и Моря с такой же силой и верой, с такой же обстоятельной данью времени и обычаю, как и он, не терпеливо и бережно готовится к их встрече на веки вечные, навсегда.

Но он все же твердо выдержал даденное самому себе слово и отправился к Марине, как и хотел, лишь одиннадцатого мая: точно в день ее рождения!

Еще с утра он подумал, что день этот, пожалуй, очень похож на памятный прошлогодний майский день их примирения: такой же яркий, солнечный, жаркий… И даже сам затем, вольно и невольно, старался обставить сегодня все так, как было ровно год назад, потому что уж давно считал тот прошлогодний майский день самым счастливым в своей жизни, — хоть и осложнялся он тяжко и больно.

Проводив семнадцатичасовой пассажирский, он тщательно выбрился, придирчиво переоделся во все праздничное и, очень довольный тем, что выдержал намеченный срок и не нарушил положенный обычай, неторопливо зашагал к Прясловой. И даже в своей необычной спокойной обстоятельной деловитости, и в том, что он опять идет к ней таким же душным вечером, как и прошлый год, он тоже склонен был видеть сейчас лишь добрый знак.

Марина неожиданно встретилась метрах в ста от своего дома. Обогнув разросшиеся рябины, она вдруг вышла наперерез его тропинки. И обрадованный Петр сразу догадался, что она с твердой уверенностью ждала его именно сегодня и потому, возможно, высматривает с самого утра. Не сомневаясь, что она сейчас введет его в дом и усадит, наконец, за праздничный стол, он произнес давным-давно заготовленную на этот случай фразу:


Рекомендуем почитать
Последний допрос

Писатель Василий Антонов знаком широкому кругу читателей по книгам «Если останетесь живы», «Знакомая женщина», «Оглядись, если заблудился». В новом сборнике повестей и рассказов -«Последний допрос»- писатель верен своей основной теме. Война навсегда осталась главным событием жизни людей этого возраста. В книгах Василия Антонова переплетаются события военных лет и нашего времени. В повести «Последний допрос» и рассказе «Пески, пески…» писатель воскрешает страницы уже далекой от нас гражданской войны. Он умеет нарисовать живые картины.


Гвардейцы человечества

Цикл военных рассказов известного советского писателя Андрея Платонова (1899–1951) посвящен подвигу советского народа в Великой Отечественной войне.


Таврические дни

Александр Михайлович Дроздов родился в 1895 году в Рязани, в семье педагога. Окончив гимназию, поступил в Петербургский университет на филологический и юридический факультеты. Первые его произведения были опубликованы в журналах в 1916 году. Среди выпущенных А. Дроздовым книг лучшие: «Внук коммунара» — о нелегкой судьбе французского мальчика, вышедшего из среды парижских пролетариев; роман «Кохейлан IV» — о коллективизации на Северном Кавказе; роман «Лохмотья» — о русской белой эмиграции в Париже и Берлине.


Слово джентльмена Дудкина

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Маунг Джо будет жить

Советские специалисты приехали в Бирму для того, чтобы научить местных жителей работать на современной технике. Один из приезжих — Владимир — обучает двух учеников (Аунга Тина и Маунга Джо) трудиться на экскаваторе. Рассказ опубликован в журнале «Вокруг света», № 4 за 1961 год.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.