Любовь поры кровавых дождей - [70]

Ты знаешь, что в эти минуты в логове врага — кромешный ад, дробится камень, кипит железо, воздух дышит огнем, карающий меч смерти разит все и всех. И ты жаждешь, чтоб эта разбушевавшаяся стихия крушила бы все еще сильнее, чтоб она смела с лица земли ненавистного врага.

В этом нечеловеческом, все сотрясающем гуле отчетливо выделялся грохот «катюш», самый страшный, наводящий ужас на врага.

Изредка и на нашей стороне раздавались взрывы. Видимо, вражеская артиллерия пыталась нанести контрудар, но наши пушки быстро заставили ее умолкнуть.

Мы с таким наслаждением слушали адский грохот, словно это были самые чарующие звуки на свете.

И хотя за передовыми позициями стелился плотный туман пыли и дыма (при самом большом желании различить что-либо было просто невозможно), мы словно воочию видели, как крушит наша артиллерия врага.

Едва закончилась артподготовка, как совершенно взбесились рации и полевые телефоны. Одно за другим поступали сведения, информации, рапорты.

Один докладывал обстановку, другой просил помощи, третий что-то диктовал нам, четвертый нуждался в совете — и все нервничали, торопили с ответом. Каждый считал, что их требования — самые безотлагательные.

Я забыл о времени, целый день провел на ногах и до того устал что не чувствовал уже собственного тела, а испытывал то ли какую-то глухую боль, то ли вялость. Но, как ни странно, я все отлично помнил, все запоминал, мозг мой работал четко, без устали.

Так прошла вторая бессонная ночь.

Второй изнурительный день…

Третья ночь…

А на третье утро разведка штаба армии донесла страшную весть: на флангах прорыва немцы начали контрнаступление, бросили в бой новые силы и в настоящее время особенно угрожают левому флангу нашей армии своими дивизиями, переброшенными из Крыма.

Наше наступление, начатое три дня назад, все замедлялось. Чувствовалось, что оно может вот-вот захлебнуться. Атакующие корпуса в секторе главного удара 27, 28 и 29 августа продвинулись всего на один километр. За это время мы взяли лишь один вражеский опорный пункт, а второй обошли стороной. Немцы отчаянно сопротивлялись и вводили в бой все новые и новые дивизии.

Уже на второй день атаки, то есть 28 августа, немцы бросили на наш участок танковую дивизию. Теперь нас предупреждали, что в районе Вороново — Карбусель готовилось контрнаступление немецкой стрелковой дивизии, которую только что самолетами перебросили из Крыма. Ее поддерживал весь резерв двух фашистских дивизий, в их числе несколько танковых батальонов.

Было очевидно, что на нашем участке враг имел численное превосходство, и потому он не преминул бы перейти в контрнаступление. Это подтверждалось данными, полученными из разведывательного отдела армии, а также агентурными сведениями.

Штаб армии был в предельном напряжении.

Срочно разрабатывались новые оперативные мероприятия. Командующий требовал немедленно укрепить артиллерией левый фланг.

30 августа мы узнали, что на Волховском фронте раньше срока пришла в боевое состояние вся наша 2-я армия.

Обстановка постепенно усложнялась.

Я сидел за столом и переносил на карту свежие данные, полученные от связных офицеров по рации, когда ко мне зашел Евжирюхин. Генерал был явно не в духе и не скрывал этого. Он сел на табурет и протянул мне недавно поступившую телефонограмму.

Прочитав ее, я с головы до ног покрылся холодным потом. Сведения были тревожные. Сообщалось, что на левом фланге немцы начали сильную контратаку, их бронетанковые соединения смяли наши передовые части и теперь вклинились к югу от Вороново во вторую линию обороны.

Командование армии обязывало нас поспешно перебросить к месту прорыва артиллерийские части и сделать все возможное, чтоб остановить врага.

Но что мы могли предпринять, когда в опасной зоне у нас одна-единственная артиллерийская часть, и это — бывший мой, а ныне яхонтовский полк… Ну как не вспомнить тут пословицу: «Думы за горами, а беда за плечами»! Мы предполагали уберечь от беды этот полк, а вышло наоборот…

— Где была эта чертова разведка? Только путают нас, — шипел генерал, и он был прав. Армейская, так же как фронтовая разведка утверждала, что у немцев всего две дивизии, а не прошло и трех дней с начала операции, как немцы бросили в бой семь новых дивизий. К трем вражеским дивизиям, переброшенным за день до этого, присоединились еще четыре дивизии.

Евжирюхин сидел, уткнувшись в карту, и молчал. Каждый из нас осторожно высказал свои соображения. Евжирюхин продолжал хранить молчание, но, видимо, слушал всех очень внимательно.

Наконец он объявил нам о своем решении. Надо признать, что им был выбран единственно правильный путь: снять с правого фланга артиллерийскую бригаду и бронетанковую часть и перебросить их на участок, где идут бои.

— Товарищ Хведурели, отправляйтесь немедленно, — генерал назвал мне квадрат на зашифрованной карте, — чтоб на месте руководить артобороной. Поручаю вам координацию действий всех находящихся там артиллерийских частей. Как только прибудете, свяжитесь с командиром стрелковой дивизии и действуйте вместе с ним. Захватите с собой майора Щербинского. Он будет вашим заместителем. Даю еще двух радистов и трех солдат. Тотчас же установите с нами связь. Вы отлично понимаете, какая опасность подстерегает вас и какая необходима твердость духа…