Любовь под облаками - [45]

— Спасибо, Таня, — сказал Олег. — Ты, надеюсь, не откажешься принимать от меня помощь...

— Вряд ли в ней будет необходимость, — возразила Таня. — Но в любом случае спасибо. Олежка передает тебе привет, — добавила она, не обращая внимания на протестующий взгляд сына. — Надеюсь, у вас сохранятся добрые отношения.

— Я очень на это рассчитываю, — ответил Олег, и Таня, попрощавшись, повесила трубку.

Минуло еще несколько дней, и Таня послала к нему Олежку.

— Он твой отец. Это свято и нерушимо, — непререкаемым тоном сказала она. — Ты обязан сейчас поддержать не только меня, но и его тоже...

— Его-то с какой, стати! — возмутился было Олежка.

— Ему сейчас нелегко, — возразила Таня. — И твой прямой долг — сделать так, чтобы между вами все осталось как прежде.

— Только ради тебя, мама, — вздохнул Олежка.

Едва за сыном закрылась дверь, в Тане словно рухнула плотина. Долго сдерживаемые слезы вырвались наружу, потоками полились из глаз. Забыв о том, что стены в доме не слишком звуконепроницаемые, она выла в голос, бродила по комнатам, валялась на коленях перед креслом, в котором Олег обычно читал газету или смотрел телевизор, поднималась и снова, прижимая к груди подушку, ходила из угла в угол, голосила, как раненый зверь. Мысль о балконе снова шевельнулась в ее сердце.

В ту минуту, когда отчаяние ее стало невыносимым, зазвонил телефон, и Таня машинально сняла трубку.

Звонил давний знакомый, почти ставший приятелем, автослесарь Гена. Его дочку когда-то вылечила Таня, а Гена иногда «лечил», как он выражался, машину Олега. Подвыпив, Гена обычно вспоминал о Тане, звонил и рассыпался в благодарностях. И сейчас он был подшофе.

— А почему у вас такой голос, Татьяна Андреевна? — спросил он после взаимных приветствий.

— Потому что я плачу, Гена! Я места себе не нахожу! Олег меня бросил, ушел к другой, а я жить без него, не могу!.. — вырвалось у Тани.

— Да ты с ума сошла! — вдруг совершенно трезвым голосом воскликнул Гена. — Ты — плачешь?! Не смей! Я все про тебя знаю! Таких, как ты, больше на свете нет! Ты лучше всех женщин в мире! Твой Олег тебя не стоит! Никто в целом мире не стоит твоих слез! Ты — врач от бога, ты спасаешь детей! Детей, Таня! Ты не можешь страдать — ведь стольких людей спасла от горя! Сейчас же приди в себя!

Эти слова, произнесенные, в сущности, не слишком близким человеком, простым — проще не бывает, — привели Таню в чувство. Слезы еще текли из ее глаз, но это были уже другие слезы — они вытекали из ее сердца вместе с ощущением непоправимости и ужаса, до этого переполнявшим его. Славный Гена произнес не просто несколько фраз, а изрек тот спасительный глагол, который пробудил в Таниной душе силы и надежду. И когда Олежка вернулся от отца, она была почти спокойна.

Таня понемногу начала привыкать к своему положению брошенной женщины, о чем постепенно прознали окружающие.

Но она держала себя так, что поведение ее исключало малейшее проявление сочувствия.

Она привыкла засыпать и просыпаться одна в широкой супружеской постели, привыкла не ждать Олега из полетов, привыкла к тому, что отец и сын встречаются где-то на стороне, и сумела сделать так, что Олежка ничего не рассказывал ей об этих встречах. «Папа здоров?» — «Здоров», — отвечал Олежка, и Таня тут же начинала говорить о чем-то другом.

С тех пор как она в последний раз видела мужа, минуло два месяца — наступил день развода.

Таня тщательно оделась, навела марафет и пришла в здание суда. Поднялась на четвертый этаж ветхого, пропахшего гнилью скандалов и обид здания и увидела Олега.

Как она ни готовила себя к этой встрече, еле смогла удержаться на ногах при виде любимого, осунувшегося лица.

— Здравствуй. Как дела?

— Здравствуй, — смущенно проговорил Олег. — Спасибо. Отлично выглядишь.

Она уже знала от Олежки, что его перевели во Внуково.

Обменявшись еще парой дежурных реплик, оба умолкли, но тут их пригласили в зал.

Пожилая судья осведомилась, не изменились ли их намерения.

— Нет, — первой подала голос Таня.

— Нет, — сказал Олег.

Судья спросила о причинах разрыва столь многолетнего брака и получила стандартный ответ супругов, не желающих выставлять себя на всеобщее осмеяние.

Из здания суда вышли вместе.

Таня остановилась, протянула Олегу руку и, глядя ему прямо в глаза, сказала:

— Всего тебе самого хорошего.

— И тебе тоже, — отозвался Олег и, не выпуская Таниной руки из своей, добавил: — Высоко я летаю, но ты еще выше, Таня. До свидания.

— До свидания, Олег, — вынимая из его ладони руку, ровным голосом проговорила Таня.

Прошло еще какое-то время, и с ней случилось одно удивительное происшествие.

Как-то поздним вечером Таня возвращалась от матери в метро.

Погруженная в свои мысли, она тем не менее заметила странную женщину, сидящую напротив, одетую в легкое не по сезону, длинное платье, с тюрбаном на голове, с резкими выразительными чертами лица. Женщина смотрела на нее, смотрела, и Таня вдруг улыбнулась ей.

Женщина тут же поднялась со своего места, подсела к Тане и сказала:

— Хочешь, я тебе погадаю?

— Вы цыганка? — спросила Таня.

— Нет, армянка. Я гадаю за деньги. Но тебе — бесплатно, ты — хорошая женщина.