Любовь плохой женщины - [6]
Джеральдин закрыла глаза и прислушалась к плеску, доносившемуся со стороны бассейна, к голосам ссорящихся детей: Люси и Доминик вечно задирали друг друга. И вот самодовольное шлепанье резиновых подошв и неприятный химический запах хлорки сообщили о приближении Люси.
— Мам.
— Да, — отозвалась Джеральдин. Ее ладонь, прикрывающая глаза от солнца, рамкой охватывала фигуру четырнадцатилетней девочки, пухлой, как персик, в сплошном купальнике, еле вмещавшем созревающие формы (на груди буйно цвели экзотические растения). — В чем дело?
— Доминик столкнул меня в воду. — Люси сложила руки на груди, выдвинула подбородок вперед и, мотнув головой, откинула косу за спину. Гнев оживил цвет ее лица и зажег в глазах огонь.
— Ну и что? Ты ведь жива-здорова.
— Но я только что намазалась кремом от солнца.
Люси, склонив голову, преувеличивая свою чувствительность и болезненность, изобразила, как нежно она наносила себе на плечо и предплечье «Солтан-8». Угрюмая гримаса преобразила ее круглое лицо, в обычное время пусть невыразительное, но весьма симпатичное. Брови нахмурились, ноздри раздулись, нижняя губа зажила собственной жизнью.
Еще с младенческих лет Люси умела превращаться в уродину — в буквальном смысле этого слова. Ей это умение передалось по наследству. Мать замечала его в дочери, дочь — в матери. Но ни та ни другая не осознавали (хотя Доминику это было до смешного очевидно), что они с точностью копировали друг друга.
— А теперь из-за него все смылось.
— Так намажься снова. Боже мой. Что ты слона из мухи делаешь.
— Вода будет маслянистой. Папа говорит, что перед тем как идти купаться, мы должны смывать крем в душе.
— О, дети. Прямо не знаю.
— Это все Доминик. Я просто лежала и читала журнал. А он столкнул меня. И журнал весь промок.
— А вот это нехорошо.
— Я говорила ему, что ты рассердишься.
— Ну да, я сержусь.
На самом же деле Джеральдин чувствовала только усталость. И слабость. Родительские обязанности истощили ее. Она не могла справиться с ситуацией. Доминик, несмотря на все ее усилия, несмотря на самое лучшее образование, которое можно купить за деньги, все больше выходил из-под контроля. Он был вылитый Дэвид, в этом все дело. Дэвид до мозга костей. Копия своего непутевого дяди. В семнадцать лет он стал юношей, каким ее брат был почти тридцать лет назад. Доминик больше походил на сына Дэвида, чем собственно сын Дэвида. И как с Дэвидом Гарви всегда были проблемы, так же и с Домиником. Это врожденное свойство. Во многом тут виноваты гены.
С безнадежностью во взгляде Джеральдин смотрела на неторопливо приближающегося подростка. Она отметила про себя его уверенность, его рост, крепость сложения, гармоничность черт лица, его бронзовый блестящий торс, каштановые волосы, отливающие на солнце медью. На нем были только мокрые плавки, мало что оставлявшие воображению. Во всем его облике было что-то испорченное. И какой смысл ругать его? Какая от этого может быть польза? На ум приходило слово «неисправимый».
И все же:
— Доминик, — укорила она его, как требовал того материнский долг, — извинись перед Люси, прошу тебя. Ты поступил очень некрасиво… как маленький. Тебе должно быть стыдно!
— Извини, Люси, — произнес он безразлично, уселся на газоне, широко раскинув ноги, и, переполняемый энергией, принялся рвать и разбрасывать вокруг себя пучки травы. Да, кроме генов, свою лепту вносили и гормоны. Джеральдин старалась не задумываться о его гормонах.
— Теперь ты извиняешься, — фыркнула Люси. — А у меня сердце могло остановиться. Я могла умереть.
— Ну конечно, — насмешливо протянул Доминик и бросил в ее сторону конфетти из клевера и маргариток.
— Так бывает. Может, ты не знаешь, но существует такое понятие, как «термальный шок». — От обиды Люси вся дрожала.
— Не говори ерунды.
Джеральдин закрыла уши руками:
— Вы прекратите когда-нибудь? Вы оба? Все ссоритесь и ссоритесь.
— Она вечно плачет, как маленькая.
— Это все он. Он первый начал.
— А теперь я хочу, чтобы вы оба закончили.
— До следующего раза, — назидательным тоном заметила Люси.
«До следующего раза», — согласилась про себя Джеральдин, глядя на часы. Без десяти четыре.
— Я пойду приготовлю чай. Люси, сбегай к папе. Он моет «ровер». Скажи ему, что у него есть десять минут. Доминик, а ты должен купить Люси новый журнал. И чтобы больше я об этом не слышала.
— Не услышишь, — пообещал Доминик и опрокинулся на спину; широко раскинув руки под синим безоблачным небом. Он закрыл глаза и добавил: — По крайней мере, не от меня. За дурочку Люси я ручаться не могу. — Люси прицелилась и пнула под ребра. — Ой!
Потерпевшая поражение Джеральдин пошла в дом.
— Тебе налить? Оп! Все, поздно, свой шанс ты упустила. — Элли Шарп торжествующе вылила остатки «Пино Гриджио» себе в стакан, покрутила зеленую бутылку перед глазами, чтобы убедиться, что там действительно пусто, и сунула ее в заросли крапивы под стеной. — Чертовски классная погода, — отметила она. Потом, откинувшись на спинку плетеного кресла и отставив стакан в сторону, она удовлетворенно вздохнула и развернула руки ладонями кверху, чтобы подставить солнцу самые бледные участки кожи. — Ах, если бы такая погода стояла круглый год! Ты согласна?
