Любовь одна - [5]

Из родных у него не было никого, кроме Дункана. Но зато у него было много друзей. И держался он молодцом. В последние годы дела компании Эшби-Кросса вел управляющий, однако Джордж продолжал каждый день приезжать в главный офис, чтобы быть в курсе всего.

Его будет теперь не хватать очень многим.

— Мои папа с мамой уехали, и я обещала им присмотреть за домом, — холодно отозвалась Дороти на обвиняющее замечание Дункана.

Только теперь она заметила, что он по-прежнему держит в руке баллончик с пеной для бритья. При этом он смотрел на этот несчастный баллончик с каким-то странным выражением тихого бешенства. Дороти поймала себя на том, что невольно загляделась на его руку. Такую красивую, такую сильную… Она тяжело проглотила слюну и отвела глаза. Ведь решила же, что не позволит себе вновь подпасть под его неодолимые чары — чары всепоглощающей и притягательной силы, свойственной большинству красивых и уверенных в себе мужчин.

— Тебя ждут, не хочу тебя задерживать, — выдавила она, очень стараясь, чтобы ее голос звучал холодно и спокойно.

— Ты меня не задерживаешь, — отозвался он. Но Дороти решила, что он сказал это неискренне.

Судя по всему, элегантная спутница Дункана уже едва сдерживала раздражение. Она нетерпеливо постукивала туфелькой по мокрому асфальту, а на ее красивом точеном лице отражалась неприкрытая ярость. Как ни странно, она была вовсе не жгучей брюнеткой, а платиновой блондинкой. Очень красивая женщина, да. Но то была равнодушная и холодная красота. Небесно-голубые глаза были слишком пронзительными, их взгляд — слишком презрительным. Дороти невольно поежилась.

— Данк, мы опаздываем, — в очередной раз повторила роскошная блондинка.

Дороти с вызовом повернулась к ним спиной и продолжила собирать в тележку рассыпавшиеся покупки. Когда она в очередной раз выпрямилась, чтобы сгрузить в тележку подобранные покупки, Дункан протянул ей баллончик с пеной для бритья. Ей пришлось перегнуться через коляску, чтобы его забрать.

— Это твое, я так думаю.

Какая-то странная нотка, прозвучавшая в его голосе, заставила Дороти повнимательнее присмотреться к нему.

Взгляды их встретились. Дороти невольно задержала дыхание. Она уже и забыла, какие красивые у него глаза — серые, точно осеннее небо в дожде. И предельно выразительные. Однако сейчас его взгляд не выражал вообще никаких чувств, лицо оставалось непроницаемым. Он заметно повзрослел. Его черты стали жестче. И именно эта жесткость, которой не было раньше, задела какую-то чувствительную струну у Дороти в душе. Она вдруг с поразительной ясностью осознала, что перед ней стоит до умопомрачения красивый мужчина. И главное — сексуальный мужчина, привлекательный и абсолютно недосягаемый. Дороти никогда не строила иллюзий на свой счет. Она была интересной женщиной. У нее было определенное обаяние. Кое-кто даже считал ее красивой. Но она хорошо понимала, что в ее внешности нет ничего выдающегося. В отличие, скажем, от подруги Дункана. Та сразу же привлекала внимание своей красотой и изяществом.

Конечно, у Дороти были поклонники. Свидания, вечеринки —ч все, как положено. Но при этом она ни разу еще не встретила человека, который стал бы настолько ей близок, что она не раздумывая отдала бы ему всю себя. Никто из тех, кто приглашал ее на свидания и добивался ее внимания, не привлекал девушку настолько, чтобы она безоглядно в него влюбилась или решилась лечь с ним в постель.

Она забрала у Дункана баллончик. При этом ее поразил его взгляд: пристальный, испытующий, но в то же время холодный и отстраненный. Ей показалось, что между ними вдруг поднялась невидимая стена. Глухая стена, отделяющая два мира, которые существуют в разных плоскостях и никогда не соприкоснутся.

Впрочем, чему удивляться? Дункан и раньше всегда держал ее на расстоянии. Правда, тогда — десять лет назад — Дороти отчаянно убеждала себя, что в его отношении к ней все-таки есть какая-то теплота, какой-то интерес… Теперь-то она понимала, что выдавала желаемое за действительное. Но тогда ей действительно казалось, что она ему нравится.

И тем сильнее была горечь разочарования. Тем больнее обида.

Она не винила Дункана в том, что он так жестоко разбил ее сумасшедшие мечты и убил ее глупое чувство к нему, замешанное на безоглядном, слепом восхищении и обожании. Но Дороти на всю жизнь усвоила этот урок и давно решила для себя, что больше уже никому — никому — не позволит так сильно задеть свои чувства. Где-то она прочитала, что оскорбление чувства — это опасность. Фраза ей очень понравилась. Зная, в чем состоит опасность, ты можешь ее избегнуть. И Дороти давно поклялась себе, что больше она не допустит того, чтобы кто-то оскорбил ее чувства. Конечно, ни в чем нельзя зарекаться. Но даже если она когда-нибудь полюбит мужчину, она все равно не откроет ему всю глубину своих чувств. Потому что она уже знает, как это больно — когда над тобой смеется человек, который был для тебя всем.

Тогда, в пятнадцать лет, она была просто наивной дурочкой, теперь — взрослая женщина. И давно уже переросла подростковую восторженность. Она даст Дункану понять, что давно уже не та девочка, которая млела от каждого его взгляда. —