Любовь-нелюбовь - [40]

Сейчас она полностью зависела от Анхеля. С того момента, как они познакомились, именно он возносил ее на вершину счастья или низвергал в бездну отчаяния (как это было в последние недели). Она попалась в капкан, любовь сыграла с ней злую шутку, и теперь Эстрелья каталась на этих американских горках, то умирая от наслаждения, то теряя разум от отчаяния. Конечно, она искала и находила себе оправдание, убеждая себя, что хотя ей пришлось хлебнуть горечи, но зато она вволю насытилась медом. И что за миг такого счастья, которое ей суждено было пережить, стоило заплатить любую цену, а пролитые ею слезы — цена еще не самая высокая. И вот она сидит перед Фьяммой. Она упорно добивалась, чтобы та ее приняла, стремилась увидеть Фьямму, но, если бы ее спросили зачем, она не смогла бы объяснить. Не могла бы Эстрелья объяснить и того, зачем ей так необходимы понимание и признание правильности ее поступков, но без понимания и признания она ни одного поступка и совершить не могла. В тот день она жаждала получить премию за свою "работу", надеялась на похвалу, на медаль "За прилежание". Она чувствовала себя так, словно ей снова было восемь лет, когда она каждый месяц приносила из школы дневник с итоговыми оценками (всегда очень низкими) и мать наказывала ее — спускала с нее трусики и хлестала ремнем так, что на ягодицах оставались отметины. Закончив экзекуцию, мать заставляла всхлипывающую девочку читать текст, выведенный на обложке тетради: "Учись, чтобы, когда вырастешь, не стать игрушкой страстей или послушным орудием в руках тиранов". В детстве Эстрелья была не в силах оценить всей глубины той фразы. Она поняла ее до конца, лишь когда связала судьбу с тем тираном, что достался ей в мужья. Вот когда она начала винить в своих несчастьях саму себя, свое нерадивое отношение к учебе в детстве. Тогда-то у нее и появился комплекс неполноценности. За многие годы цепи, которыми она сковала свое самосознание, спутались и переплелись, а замки на них так заржавели, что теперь их не смог бы открыть никакой ключ.

Сейчас Эстрелья сидела перед Фьяммой и никак не могла начать рассказ — поведать о своей неудаче: о той ночи с Анхелем, о его письме, которое она обнаружила сегодня утром на скамье в часовне и которое сейчас лежало у нее на груди. Сначала она хотела дать его Фьямме, чтобы та прочитала письмо сама, но потом подумала, что это будет слишком по-детски. И, собравшись с духом, Эстрелья изложила события прошедших недель, не забыв упомянуть о поездке в Африку. Ничего не утаила, рассказывая о том, как пыталась проявить инициативу и как эта попытка кончилась страданиями и депрессией. Она перескакивала с одного на другое, выхватывала то один эпизод, то другой, подробно останавливаясь на более важных из них и почти проскакивая мелкие. Старалась пред-ставить Анхеля в самом выгодном свете, прощая ему то, что он ее бросил, восхищаясь письмом, которое он ей написал.

Сейчас, на приеме у Фьяммы, Эстрелья тоже играла роль: ей трудно было оставаться самой собой, да она и не знала, кто она сейчас. К тому же она боялась разочаровать Фьямму, а потому была очень осторожна с тем, что и как она рассказывала. Эстрелья не знала, что ей не нужно прилагать никаких усилий — личная жизнь Фьяммы была сейчас пуста, в ней не было ни любви, ни тепла, и ей так хотелось услышать хотя бы о чужой радости, что она нарушила свое правило не принимать личного участия в делах пациентов. Чтобы хорошо делать свою работу, она должна была быть объективной. Но каждый раз, когда Эстрелья начинала рассказывать об Анхеле, Фьямма не могла удержаться от соблазна разделить с нею ее переживания. Это происходило с нею впервые. Сейчас, когда Эстрелья вернулась, вернулись и надежды Фьяммы — она согревала душу у чужого огня, и это давало ей силы. Фьямма переживала чудесные минуты: она любила и страдала вместе с Эстрельей, переживала радость и печаль Эстрельи, как свои собственные.

Так что обе они были счастливы, что Анхель вернулся. И уже предвкушали следующую встречу: трепетные прикосновения, взгляды и так давно ожидаемый финал.

Фьямме казалось, что все идет хорошо. Она не видела ничего страшного даже в том, что Эстрелье пришлось пережить долгие дни тоски и неведения: Фьямма считала, что это хорошая проверка чувств. Сейчас стало ясно, что в основе отношений Эстрельи и Анхеля будут лежать правда и искренность. Сейчас они знают, что их ждет. (Фьямма, сама того не замечая, часто употребляла формы множественного числа, что очень нравилось Эстрелье — Фьямма была не просто наперсницей, а соучастницей, почти сестрой, а радость Эстрельи множилась, когда она делала счастливыми других.)

Больше двух часов лелеяли они женские мечты, и если вначале их разговор был окрашен в розовый цвет надежд, то в конце он уже переливался всеми огненными оттенками страсти. Фьямма, которая бывала в доме Эстрельи, предложила той устроить решающую встречу в лоджии, в окружении ангелов, птиц и цветов. Она одолжила Эстрелье две книги: одну об ангелах, а вторую — о массаже ("Искусство прикосновения, искусство любви"). Она дала ей пленку с записью шума моря и криков чаек. Все это Эстрелья должна была использовать на следующий день, если, конечно, все сложится так, как они планировали. Фьямма испытывала радостное возбуждение, она вновь была полна желаний, идей, радости жизни. Она вновь начала думать о часах. Не могла дождаться следующего утра.