Любовь на темной улице - [42]

Нужно вести себя с достоинством, быть веселой и грациозной, непременно красивой. Ведь предстоит такой лиричный и пока неведомый эксперимент.

Почему так долго там задерживается Ги? Большое удовольствие — стоять на холодной улице, стеречь его мотоцикл. Это действовало ей на нервы. Сейчас ее беспокоила не столько мысль о том, что ей предстоит заниматься любовью, — убеждала она себя, — сколько практические детали, например, с каким выражением на лице пройти мимо портье в вестибюле. В тех фильмах, на которые ее водил Ги, даже семнадцатилетние или восемнадцатилетние девушки, судя по всему, не обращали никакого внимания на подобные проблемы. Они все были грациозны, как пантеры, чувственны, как сама Клеопатра, и проскальзывали под простыни на кровати так же естественно, словно приступали к ланчу. Само собой, они ведь француженки, и это у них в крови. Ну, Ги тоже ведь француз. Эта мысль ее утешала. И все же впервые за несколько месяцев ей захотелось, чтобы в последний момент рядом с ней оказалась Луиза, и теперь она с сожалением задавала себе вопрос — почему она, дура, не расспрашивала ее ни о чем, когда та возвращалась очень поздно с любовного свидания, вся переполненная впечатлениями, готовая все ей рассказать.

Наконец Ги вышел.

— Все в порядке, — сказал он. — Владелец разрешил мне поставить «Веспу» в вестибюле.

Ги, взяв свой мотоцикл за ручки, потащил его вверх по ступенькам крыльца через двери в вестибюль отеля. Роберта шла за ним следом, размышляя, не следует ли ему помочь с машиной, так как он тяжело дышал, затаскивая ее по ступеням.

Вестибюль был узким и темным, там горела лишь одна лампочка над головой клерка, сидевшего за конторкой. Это был старый седовласый человек. Он бросил на нее короткий, все понимающий взгляд.

— Soixante-deux1,- бросил он. Он передал ключи Ги и вновь вернулся к своей газете, которую развернул перед собой на стойке.

Лифта там не было, и Роберта вслед за Ги мужественно преодолела три лестничных пролета по узкой лестнице. От потертого ковра на лестнице пахло пылью. Ги долго не мог справиться с замком в двери номера 62, он вертел ключом, что-то бормоча сквозь зубы. Борьба все же закончилась в его пользу. Крепко сжав ее руку, он переступил порог комнаты. Она вошла следом, замок поддался.

На потолке не было зеркал, а на стенах никаких изображений нимф. Обычная маленькая комната, с низкой медной кроватью, деревянным, желтого цвета креслом и столиком с тонкой пачкой промокашек на нем; в углу — ободранный экран, за которым стояло биде, и всю эту весьма скромную обстановку освещала одна-единственная голая электрическая лампочка, висящая на скрученном проводе на потолке. Там было ужасно холодно, словно в этих грязных, в пятнах, стенах накопилась стужа всех прошлых безжалостных морозных зим.

— Ах, — в отчаянии прошептала Роберта.

Ги обнял ее со спины.

— Прости меня, — сказал он, — я забыл взять с собой деньги, и в кармане оказалось всего семьсот франков. Старых, конечно.

— Да ладно, — успокоила его Роберта. Повернувшись к нему, она ласково улыбнулась. — Наплевать!

Ги, сняв с себя пальто, швырнул его на кресло.

— В конце концов, — сказал он, — это всего лишь место для встречи. Не стоит обращать внимание на такие вещи.

Он старался не смотреть на нее, согревая дыханием покрасневшие от холода «костяшки» рук.

— Ну, — продолжал он, — теперь, по-моему, тебе нужно раздеться.

— Нет уж, ты — первый, — машинально возразила Роберта.

— Роберта, дорогая, — не уступал Ги, все сильнее дуя на «костяшки», — все знают, что в подобной ситуации первой всегда раздевается девушка.

— Но только не такая, как я, — сказала Роберта.

Она села на кресло, смяв его пальто. Да, вероятно, будет трудно вести себя с ним грациозно и весело.

Ги стоял над ней, тяжело дыша. Губы его посинели от холода.

— Ладно, — согласился он. — На сей раз уступаю. Только раз. Но обещай мне, что не будешь подглядывать.

— Охота была, — с достоинством ответила Роберта.

— Отойди к окну и повернись ко мне спиной, — сказал Ги.

Роберта послушно встала и подошла к окну. Потертые шторы висели на окне, и от них точно так же пахло пылью, как и от ковра на лестнице. Она слышала, как за спиной раздевается Ги. «Боже, — мелькнуло у нее в голове, — никогда не думала, что все так будет». Секунд через двадцать она услыхала скрип кровати.

— Ну, теперь можешь смотреть.

Он лежал под простыней с одеялом, а его смуглое худое лицо выделялось на сером фоне наволочки.

— Ну, теперь очередь за тобой!

— Отвернись к стене, — сказала Роберта. Она подождала, пока Ги выполнит ее распоряжение, быстро разделась, аккуратно сложив свою одежду на беспорядочной куче, брошенной Ги на кресло. Чувствуя, что окончательно замерзает, холодная, как ледышка, она проскользнула к нему под одеяло. Ги прижался спиной к стене, лежа на краю кровати, и она к нему не прикасалась. Он весь дрожал, дрожало над ним и одеяло с простыней.

Сделав резкое движение, он повернулся к Роберте. Но к ней по-прежнему не прикасался.

— Zut!1 — мы не выключили свет.

Они оба посмотрели на лампочку. Она, словно желтый глаз, уставилась на них, как тот ночной портье внизу.