Любовь на плахе (Невеста) - [3]

— А если я в самом деле преступница? — рискнула спросить она. Потом спохватилась, что совсем не стоило бы этого делать: а вдруг Даниель Бекэм решит, что совершил ошибку и повернет назад, к тому самому одинокому дубу, стоящему в центре города?

— А ты преступница? — парировал он, задумчиво глядя на потные крупы длинноухих мулов, тащивших фургон.

Джоли густо покраснела, что было видно даже под толстым слоем грязи.

— Нет, — негодующе ответила она. — Я только была с Блейком и Роуди, вот и все. Я не знала о том, что они собирались ограбить банк.

И хотя уже в тысячный раз Джоли прокрутила в голове события, приведшие ее к виселице, она все еще остро переживала, что Блейк и Роуди не только совершили свое черное дело, но и бросили ее на произвол судьбы, оставив расхлебывать это дело.

Даниель — она все никак не могла заставить себя думать о нем как о своем муже — слегка надвинул шляпу на глаза, чтобы почесать в затылке.

— Тогда возникает другой вопрос. А что ты вообще делала в компании Блейка и Роуди и им подобных?

Джоли снова вспыхнула. Это ведь длинная и запутанная история, как она попалась на крючок Блейка! Она не тешила себя надеждами, что кто-нибудь, и меньше всего Даниель, поверит ей. Поверит в то, что у нее ничего не было ни с Блейком, ни с Роуди, несмотря на то, что она почти две недели путешествовала с ними.

— Когда я была в Сиэтле, я работала горничной в одном доме с матерью Блейка. Она была там кухаркой.

В это время фургон взобрался на вершину холма, и Джоли увидела большой опрятный белый дом, окруженный небольшими дворовыми постройками, разглядела колодец под крышей. Ко1да они подъехали к сенному сараю, то увидела необычайной красоты клумбу из живых васильков, росших вокруг чугунного водяного насоса буквально в нескольких ярдах от кухонной двери. Перед входной дверью была устроена специальная доска, чтобы счищать грязь с обуви.

Вдоль дома возвышался ровный ряд тополей, защищая постройки от ветра, а повсюду кругом колыхалось золотое море спелой пшеницы. Синева неба была для Джоли мучительно прекрасной, поскольку совсем недавно, еще этим утром, она была так близка к тому, чтобы увидеть ее в последний раз.

Даниель поставил фургон на тормоз, намотал вожжи на рычаг тормоза, после чего спрыгнул и протянул свои большие руки, чтобы принять Джоли. Очутившись в его руках и почувствовав их силу, она ощутила нечто вроде утешения.

— А теперь пойди и приведи себя в порядок. Потом посмотрим, что ты сможешь приготовить нам на обед, — услышала она голос мужа.

До сих пор Джоли никогда не испытывала доброты со стороны мужчин и потому восприняла приказной тон Даниеля как нечто само собой разумеющееся. К тому же она была слишком благодарна ему, чтобы обращать внимание на такую мелочь, как слова, которыми он выражает свою мысль. Поэтому она просто кивнула, но когда он отвернулся, чтобы уйти, импульсивно вцепилась двумя пальцами в его рукав.

Даниель оглянулся через плечо, но выражение его лица невозможно было увидеть, поскольку оно было скрыто широкими полями шляпы. Джоли отпустила рукав его рубашки и, опустив глаза, застенчиво и робко сказала:

— Благодарю вас, мистер Бекэм.

Даниель ничем не вознаградил ее за эту жертву, в его тоне даже не прозвучало нечто вроде «добро пожаловать».

— Еда в кладовой, — вместо этого сказал он. — Дотер и я вернемся голодными, поэтому уверен, что ты выложишь на стол всего в избытке.

С этим ее не обещающий ничего хорошего рыцарь повернулся и отбыл в направлении сенника. Джоли проводила его взглядом, ломая голову над тем, кто такой Дотер, но, решив, что спрашивать об этом было бы неуместно, отправилась в дом.

Порог кухни возвышался по крайней мере на фут, поэтому Джоли подобрала юбки и, переваливаясь, как гусыня, шагнула внутрь. На кухне было на удивление чисто: стены сверкали свежей побелкой, пол был сделан из толстых досок, большая железная печь сверкала на солнце хромированными деталями, а на оконных стеклах не было ни единого пятнышка.

Джоли сняла свою потрепанную мужскую шляпу, которая в некоторой степени защищала ее от прямых солнечных лучей, и повесила ее на крючок, вбитый рядом с входной дверью. Напротив печи висело зеркало для бритья. Увидев в нем свое отражение, Джоли помрачнела: ее белокурые волосы выбились из-под шпилек и торчали в разные стороны, падая на грязную шею, лицо покрывал толстый слой пыли.

Джоли разыскала в кладовке тазик, который затерялся на одной из многочисленных полок, где аккуратно была разложена или расставлена провизия. Здесь были сушеные фрукты, копченое и соленое мясо, большой запас овощей, сахар, свиное сало, бобы.

Тоскуя по ванне и чистой одежде, Джоли сполоснула лицо и руки теплой водой, которую обнаружила в баке рядом с печью.

Немного приведя себя в порядок, новобрачная Даниеля Бекэма поставила на обеденный стол два прибора и принесла большую кастрюлю, на которой было написано «сосиски». Развела огонь в печи и стала подкидывать туда поленья, лежавшие рядом в большом ящике. Добавила воды в кастрюлю с сосисками, положила приправу из консервированных овощей, бросила немного свиного сала, нашла в колодце холодное молоко, сливочное масло и сыр. В окантованной металлом хлебнице лежал свежевыпеченный хлеб.