Любовь на кровавых алмазах - [86]

– Я не знаю, могу ли, это так странно, вы его давно знаете, а я, что я? Верней кто я такая.

– Ну, это ты зря, я чужие тайны не выдаю, а вот понять хотелось бы, что мешает тебе осчастливить парня?

– Я, – не уверенно начала я, – я боюсь.

Честно призналась я, и стало как-то легче на душе, мне по крайней мере.

Ильич вылупил свои проницательные глаза, открыл было рот, да так и не найдя что сказать, закрыл его. А я решила не мучать старика, и продолжила каяться.

– Если он меня не любит, то и о ребенке ему знать не нужно, не хочу я всю жизнь сомневаться. А меня так воспитали, что если семья, то на всю жизнь и ни как, по другому. Так что мои мотивы не так уж и не понятны.

– Так он что? Так ни чего тебе и не сказал? Вот балбес, упрямый. Будет сам мучиться, да и других в неведенье держать, весь в мать пошел.

Тут он и вовсе меня поразил, взял и расхохотался. Я не зная как на это реагировать, молча его разглядывала. А ведь он не совсем уж и

старый, от силы лет пятидесяти – пятидесяти пяти. И глаза, глаза до боли знакомые. Тут меня точно током ударило, а ведь и правда, глаза та так похожи.

– Простите, а как вас зовут? А то я только и слышу, что вас все Ильичом зовут. Как-то не удобно мне, вас так называть.

Решила я по-хитрому проверить свою догадку.

– Игнат Ильич, как догадалась?

Вот он старый лис, ни чего не упускает, с ним нужен глаз да глаз, и ухо в остро держать.

– Глаза у вас похожи, не сами, а их выражение.

Начала я оправдываться, нервно теребя салфетку в руках.

– Да мы вроде не скрываем родство, но и не афишируем. Мамка его больно деловая стала, как развелись, так и не общаемся, Тимурка нас только и роднит. Он у нас вроде нейтральной зоны.

Засмеялся он так, по-доброму.

– А мама его, простите, ваша бывшая жена, она что, живёт не в нашем городе? Она вас бросила?

Он засмеялся еще веселей, потер рукой свой мощный подбородок, видно задумался, что же мне ответить.

– Она в нашем городе, довольно известная личность, в определённых кругах, разумеется. Мы развелись, когда Тимур уже институт заканчивал в Москве. А как домой вернулся, стал держать нейтралитет, всего сам добился. А нас навещает, но помощи ни когда не просит, гордый он у нас, но справедливый.

Я задумалась, вот значит, почему он такой, все сам. Это произвело на меня неизгладимое впечатление. И в моём списке был поставлен жирный плюсик, в его пользу. Такой как он ни когда не бросит своего ребёнка, и даже если я ему не нужна, то ребёнка он сможет и забрать, а я останусь одна? И что мне прикажите делать? как поступить? Нет, я приняла правильное решение, если он в ближайшую неделю не признаётся, что я ему дорога и все такое, тут не прокатят, я жду одну заветную фразу. То я уеду к маме, и о ребенке он ни когда не узнает. Видно на моём лице отразились все мои мысли, потому как на меня смотрел Игнат Ильич, мне стало не по себе.

– Ты не думай, Тимурка он порядочный, и ни когда тебя не обидит. И в беде не оставит.

– Я и не думала об этом.

Испугалась я, а ну, как и правду видит меня насквозь.

– Ну, я же не совсем древний, вижу твои метания. Что тебе мешает сказать ему?

Я задумалась, может сказать ему, вдруг поймёт меня правильно. Выглядит он так по доброму и располагает к себе, к тому же не чужой человек моему ребёнку, дед как ни как. В общем, подумав я решилась, и рассказала ему о своих страхах. Предварительно взяв с него слово молчать. Выслушав меня, не перебивая, он то хмурился, то улыбался. Понять о чем он думает было не возможно, он мастерски скрывал эмоции, совсем как его сын, как я раньше не заметила их сходства.

– Ты Вероника, девчонка вроде неглупая, но тут ты, очевидных вещей, не видишь.

Покачал он своей седовласой шевелюрой.

– Я может, чего-то там и не вижу, но твердо знаю одно, если я, сама я, ему не нужна, то и о ребенке ни чего не скажу. Не хочу я всю жизнь, голову ломать, со мной он по большой любви, или из-за чувства долга.

– Так он же любит тебя глупышка, только сказать вслух об этом боится. Он после нашего развода, ни кому не говорил этих слов. Даже матери, хотя они с ним были очень близки, до развода конечно.

– А почему? – Мой вопрос прозвучал как-то глупо, но отступать было поздно.

– Видишь ли, дочка, ты не против, что я, так тебя называю? – Я кивнула головой, давая понять, что, не против. И он продолжил.

– Так вот, мы с Натальей Петровной, были идеальной парой. Жили, душа в душу. С нуля вместе поднимались. Любовь у нас была, всем на зависть. Вот Тимур, проживший все детство и юность в любви, вдруг узнал, что любящие родители развелись. Поверить он долго не мог. Мы при нем не обсуждали причин разрыва, делали вид, что разошлись довольно мирно, и без взаимных претензий. Но его,

обмануть нелегко, и вскоре он докопался до правды. И после этой самой правды, вера, в светлое чувство, у него по угасла. Он нам с матерью, этих слов больше не сказал ни разу.

– Вы же сами сказали, что любили друг друга? Почему он начал в этом сомневаться?

Меня потряс до глубины души его рассказ, неужели Тимур на столько ранимый? Теперь мне понятно, по чему он не простил Полину, видно вспомнил историю родителей, хотя что там была за причина, я не знаю.