Любовь моя безгрешна - [12]

Смерть от тифа старшей сестры окончательно подорвала силы Елизаветы, и отныне "черная меланхолия" навеки поселилась в ее сердце, вытеснив любовь к детям и к мужу. Ничто теперь не напоминало прежнюю очаровательную и доброжелательную девушку, которую несколько лет назад всей душой полюбил Жуковский, но эта же любовь питала его силы, помогая сносить тяготы ухода за душевнобольной женой.

А тут еще грянули революции в Европе! Жуковский не мог равнодушно видеть кровопролитие, но не мог и принять идеалов революционеров, чье утверждение требует таких немыслимых жертв. И он почувствовал, что дальше откладывать возвращение на родину нельзя, продал имущество, но в последний момент был остановлен письмом Вяземского, сообщавшего о страшной холере, свирепствующей в России. Ну, что ж - из двух зол... Пока же Жуковский купил дом в Баден-Бадене и переселился туда с семьей. Продолжая работать над окончанием перевода "Одиссеи", много времени он отдавал занятиям со своими детьми: родившись и живя в Германии, они - благодаря таланту и усилиям отца - прекрасно говорили и писали по-русски (не правда ли, нам, живущим за границей, более чем знакома ситуация "двуязычия" - вот на чей положительный опыт нам бы ориентироваться!). Жуковский сообщал: "Этот труд (занятия с детьми - Н.Л.) имеет для меня прелесть несказанную. Я составил особенного рода живописную азбуку, для которой сам нарисовал около 500 фигур, которые в одно время легким образом выучивают читать и писать и удерживать в памяти выученное. Теперь составляю наглядную арифметику, таблицы и карты для священной истории и атлас всемирной истории, по особенной методе, которая будет в своем роде нечто весьма оригинальное, практическое не для одних детей, но и для взрослых... Мой труд для моих детей, если Бог позволит кончить его, может со временем быть полезен и всем в домашнем воспитании; он охватит систематически весь круг сведений, которые нужно иметь".

Однако жизненный путь одного из самых светлых и благородных русских людей ХIХ в. близился к концу. Жуковский еще мечтает о возвращении в Россию: даже составляет подробный - по дням - план окончательного путешествия из Баден-Бадена в Петербург (разумеется, через Дерпт). Еще пытается как-то облегчить тяжелейшее состояние жены - в минуту душевной скорби он признается: "Вся моя жизнь разбита вдребезги. Если бы я не имел от природы счастливой легкости скоро переходить из темного в светлое, я впал бы в уныние... Тяжелый крест лежит на старых плечах моих; но всякий крест есть благо... То, что называется земным счастием, у меня нет... Того, что называется обыкновенно счастием, семейная жизнь мне не дала; ибо вместе с теми радостями, которыми она так богата, она принесла с собою тяжкие, мною прежде не испытанные, тревоги, которых число едва ли не превышает число первых почти вдвое. Но эти-то тревоги и возвысили понятие о жизни; они дали ей совсем иную значительность". Еще надеется - с помощью Плетнева - напечатать философские заметки для 10-го тома своего собрания сочинений, но цензура их не пропускает. Тогда он просит своего друга забрать его манускрипты, так объясняя свой отказ от публикации: "Я хотел делиться с своими соотечественниками теми мыслями, которые жизнь развила в голове и сердце. Это не нужно; гораздо вернее, покойнее и смиреннее думать и выражать искренно свои мысли про себя. Зачем подвергать себя недоразумению, произвольному суду и навлекать на себя неосновательные обвинения?" (Эти рукописи, в трех толстых тетрадях, не найдены до сих пор.) Еще продолжает с удовольствием заниматься с детьми - а воля Божья уже почти исполнена. К этому времени Жуковский практически ослеп. Немного ранее он сконструировал прибор, который помогал ему писать, только чтобы не обременять своих близких и не быть им в тягость.

И вдруг в марте 1851 г., во время Великого поста, он получил письмо из Москвы с сообщением о смерти Гоголя. Это было для Жуковского ПОСЛЕДНИМ ударом, пережить который он уже не смог. С кончиной Гоголя для Василия Андреевича как будто умерла вся его минувшая жизнь, как будто бы он остался один в современном и не слишком уже понятном ему мире... Давно умер "Арзамас", а его талантливые, веселые и по молодости беззаботные "заседатели" кто переселился в мир иной, кто находился на поселении в Сибири, а кто предал идеалы юности и "обенкендорфился" (да простится мне этот своевольный неологизм!); скончались все его ближайшие родственники; погиб Пушкин; переселились в мир иной Маша и Саша Протасовы, так много страдавшие в жизни и безропотно переносившие все тяготы, выпавшие на их долю - а ведь так надеялось, что их ждет счастливая судьба... Но "родиной" для Жуковского в эти годы стало не то временное пристанище, где человеку выпало родиться, а тот вечный радостный приют, где обещана долгожданная встреча всем разлученным в земной юдоли - и он ожидал этой встречи без печали...

12 апреля в Светлое Христово Воскресенье Василий Андреевич Жуковский скончался.

Он оставил предсмертное письмо своей жене, полное благодарности: "В мысли, что мой последний час, может быть, близок, я пишу тебе и хочу сказать несколько слов утешения. Прежде всего, из глубины моей души благодарю тебя за то, что ты пожелала стать моей женою; время, которое я провел в нашем союзе, было счастливейшим и лучшим в моей жизни. Несмотря на многие грустные минуты, происшедшие от внешних причин или от нас самих, - и от которых не может быть свободна ничья жизнь, ибо они служат для нее благодетельными испытаниями, - я с тобою наслаждался жизнью в полном смысле этого слова; я лучше понял ее цену и становился все тверже в стремлении к ее цели, которая состоит ни в чем ином, как в том, чтобы научиться повиноваться воле Господней. Этим я обязан тебе; прими же мою благодпрность и вместе с тем уверение, что я любил тебя, как лучшее сокровище души моей".