Любовь - [17]

По другую сторону стола суровая женщина вступила в беседу с Мией, всецело завладев ее вниманием, а Фрида с Эриком взялись убирать посуду и столовые приборы. Белый бисквитный торт с орнаментом из малины и с пятью воткнутыми свечками, следующий номер программы, уже красовался на рабочем столе рядом с пятью пакетами натурального яблочного сока «Браво» без сахара. Густав, до того сидевший вполоборота к стене, повернулся к нам.

— Привет, Ванья, — сказал он. — Весело тебе тут?

Не удостоившись ни вербального, ни визуального контакта, он взглянул на меня.

— Надо Юкке позвать тебя к нам домой, — сказал он Ванье, подмигнув мне. — Придешь?

— Да, — сказала Ванья, и глаза ее немедленно расширились. Юкке — самый высокий мальчик в саду, она и мечтать не могла сходить к нему в гости.

— Тогда мы это устроим, — ответил Густав. Он сделал глоток красного вина и промокнул губы тыльной стороной ладони. — Пишешь что-то новое? — спросил он меня.

Я пожал плечами:

— Да, пишу.

— Ты работаешь дома?

— Да.

— А как ты это делаешь? Сидишь и ждешь вдохновения?

— Нет, так далеко не уедешь. Просто работаю каждый день, как и ты.

— Интересно, интересно. Но дома многое отвлекает?

— Ничего, справляюсь.

— Тогда хорошо.

— Пойдемте все в столовую, — позвала Фрида. — Споем Стелле деньрожденную песню.

Она вытащила из кармана зажигалку и запалила все пять свечек.

— Какой красивый торт! — восхитилась Миа.

— Скажи? И в нем нет ничего вредного, — сказала Фрида. — В креме ни грамма сахара.

Она подняла блюдо.

— Эрик, можешь пойти выключить свет? — попросила она, пока гости вставали из-за стола и перемещались в коридор. Я шел за руку с Ваньей и как раз успел встать у дальней стены, когда в темном коридоре появилась Фрида со светящимся тортом в руках. Как только ее стало видно сидящим за столом в комнате, она запела «Ja må hon leva»[2], остальные взрослые подхватили песню, и она гремела в маленькой гостиной, пока Фрида ставила торт на стол перед Стеллой, которая глядела сияющими глазами.

— Можно задувать? — спросила она.

Фрида кивнула, не переставая петь.

Свечи были задуты под всеобщие аплодисменты, я тоже хлопал. Потом включили свет и несколько минут раздавали ребятам торт. Садиться за стол Ванья отказалась, только у стены, где мы и устроились, она — с тарелкой на коленях. Тут я наконец заметил, что она без туфель.

— А где твои золотые туфли? — спросил я.

— Они глупые, — буркнула Ванья.

— Нет, они очень красивые. Как у настоящей принцессы.

— Они глупые.

— Но где они?

Молчит.

— Ванья? — повторил я.

Она подняла на меня голову: губы в белом креме.

— Там, — сообщила она, кивнув в сторону второй гостиной.

Я пошел туда, огляделся: туфель нет. Вернулся обратно.

— Куда ты их положила? Я не вижу.

— На цветке.

На цветке? Я вернулся обратно, осмотрел весь подоконник с цветами: ничего. Может, она юкку имела в виду?

Точно. Лежат в горшке под пальмой. Я взял их в руку, отряхнул от земли, потом сходил в ванную и оттер остатки, а только затем поставил в коридоре под стул, на котором лежала ее куртка.

Мне подумалось, что перерыв, когда все дети отвлеклись на торт, давал Ванье новый шанс включиться в общую игру, после перерыва она начнется заново.

— Пойду тоже торта поем, — сказал я Ванье. — Я на кухне, приходи, если что. Окей?

— Окей, папа.

Часы над дверью кухни показывали только половину седьмого. Домой пока никто не уходил, надо и нам еще побыть. Я стоя отрезал себе кусочек торта и сел напротив своего прежнего места, поскольку его заняли.

— Кофе тоже есть, если хочешь, — сказал Эрик с какой-то запанибратской многозначительной улыбкой, как будто бы в вопросе предполагалось двойное дно, а сам он, глядя на меня, видел больше, чем видно всем. Насколько я успел в нем разобраться, это его отработанный способ изображать из себя непростого человека, типа тех уловок, с помощью которых посредственные писатели пытаются создать иллюзию глубины в своих тривиальных рассуждениях.

Или он все же что-то такое сумел увидеть?

— Ага, спасибо, — сказал я, вставая, взял чашку из выставленных на разделочном столе и налил себе кофе из стоявшего там же серого кофейника «Стелтон». Когда я вернулся за стол, Эрик пошел к детям, а Фрида завела разговор о кофемашине, она только что ее купила, дорогое удовольствие, она едва решилась, но ничуть не жалеет, деньги потрачены не зря, кофе фантастический, отличная вещь, чтобы баловать себя, мы часто забываем об этом, а зря, баловать себя важно. Линус стал пересказывать сценку Джонса и Смита, где они вдвоем сидят за столом, перед ними френч-пресс с кофе, один давит на пресс и сжимает под ним не только кофейную гущу, но и жидкость, так что под конец кофейник оказывается совсем пустой. Никто не засмеялся. Линус развел руками:

— Просто история о кофе. У кого-то есть лучше?

В дверях показалась Ванья. Обвела кухню взглядом, высмотрела меня и подошла.

— Хочешь уже домой? — спросил я.

Она кивнула.

— И я тоже хочу, — ответил я. — Только мне надо допить кофе и доесть торт. Залезешь пока ко мне на коленки?

Она снова кивнула. Я посадил ее к себе на колени.

— Ванья, очень хорошо, что ты пришла, — обратилась к ней Фрида с другого конца стола. — Cкоро будем играть в рыбалку. Ты ведь будешь играть?