Любовь к жизни. Рассказы - [311]

– Тсс, тише! – прошептал Смок. – Тут дело не маленькое. Не разбуди соседей. Весь город спит.

– Знаю я твои секреты! – сказал Малыш. – Никто никому ничего не рассказывает, а потом все встречаются на дороге. Где же твое сокровище?

– Ручей Индианки, – продолжал шептать Смок. – Дело верное. Эти сведения у меня от Брэка. Золото лежит неглубоко, чуть не под самым мхом. Вставай! Мы пойдем налегке.

Малыш закрыл глаза и снова погрузился в сон. Смок сдернул с него одеяла.

– Не хочешь – не надо. Я иду один, – сказал он.

Малыш начал одеваться.

– Собак возьмем с собой? – спросил он.

– Нет. Вряд ли там есть дорога, и мы скорее доберемся без собак.

– Тогда я задам им корму, чтобы они не подохли до нашего возвращения. Не забудь захватить березовой коры и свечу.

Малыш открыл дверь и, обожженный морозом, поспешил опустить наушники и надеть рукавицы.

Через пять минут он вернулся, потирая нос.

– Смок, право же, я против этого похода. Воздух холоднее, чем были крюки в аду за тысячу лет до того, как черти развели огонь. Кроме того, сегодня пятница и тринадцатое. Верно тебе говорю, не будет нам удачи.

Захватив небольшие походные сумки, они закрыли за собой дверь и стали спускаться с холма. Северное сияние погасло, и им пришлось идти в темноте, при неверном свете мигающих звезд. На повороте тропинки Малыш оступился, провалился по колено в сугроб и стал проклинать тот день, месяц и год, когда он родился на свет.

– Неужели ты не можешь помолчать? – сердитым шепотом проговорил Смок. – Оставь календарь в покое! Ты разбудишь весь город.

– Хо! Видишь свет в этом окне? И там, повыше! Слышишь, как хлопнула дверь? Разумеется, Доусон спит! Огни? Это безутешные родственники плачут над своими покойниками. Нет, нет, никто не собирается в поход.

Когда они сошли с горы и были уже почти в самом городе, огни мелькали во всех окнах, всюду хлопали двери и раздавался скрип многих мокасин по утоптанному снегу.

Малыш снова нарушил молчание:

– Черт возьми, сколько тут похорон разом!

На тропинке стоял человек и повторял громким встревоженным голосом:

– Ох, Чарли! Шевелись! Скорее!

– Заметил тюк у него за спиной? Наверное, кладбище не близко, если факельщикам приходится брать с собой одеяла.

Когда Смок и Малыш вышли на главную улицу города, за ними уже шли вереницей человек сто, и пока они при обманчивом свете звезд с трудом разыскивали узенькую тропинку, ведущую к реке, сзади собиралось все больше и больше народа. Малыш поскользнулся и с высоты тридцати футов скатился в мягкий снег. Смок покатился туда же и упал на Малыша, который барахтался в снегу, пытаясь встать на ноги.

– Я нашел первый! – пробурчал Малыш, снимая рукавицы и вытряхивая из них снег.

Через минуту им пришлось бежать от лавины тел, сыпавшихся на них сверху. Во время ледостава здесь образовался затор, и нагроможденные друг на дружку льдины были теперь коварно прикрыты снегом. Смок, уставший падать и ушибаться, вытащил свечу и зажег ее. Люди, шедшие сзади, приветствовали неожиданный свет шумными возгласами одобрения. В морозном безветренном воздухе свеча горела ярко, и Смок пошел быстрее.

– Все они спешат за золотом, – сказал Малыш. – Или, может, это просто лунатики?

– Во всяком случае, мы во главе процессии! – сказал Смок.

– Неизвестно! Видишь огни? Что же это, по-твоему, светлячки? Погляди. Уверяю тебя, вперед нас целая вереница таких процессий.

Весь путь по торосам до западного берега Юкона был усеян огоньками, а позади, на высоком берегу, с которого они только что спустились, огней было еще больше.

– Нет, Смок, это не поход за золотом, это исход евреев из Египта. Впереди, должно быть, не меньше тысячи человек и сзади не меньше десяти тысяч. Слушайся старших, Смок, я пропишу тебе правильное лекарство. Чует мое сердце – ничего хорошего из этого не выйдет. Идем домой и ляжем!

– Побереги легкие, если не хочешь отстать, – оборвал его Смок.

– Ноги у меня, правда, короткие, но они сгибаются сами собой, и потому мускулы мои не знают усталости. Бьюсь об заклад, что я перегоню любого из здешних скороходов…

Смок знал, что Малыш не хвастает. Он давно убедился в том, что его друг великолепный ходок.

– Я нарочно иду медленно, чтобы ты, бедненький, не отставал от меня, – поддразнивал Смок.

– Вот потому-то я и наступаю тебе на пятки. Если не можешь идти быстрее – пусти меня вперед.

Смок пошел быстрее и скоро нагнал ближайшую кучку золотоискателей.

– Вперед, вперед, Смок! – торопил Малыш. – Обгони этих непогребенных покойников. Тут тебе не похороны. Живо! Чтобы в ушах свистело!

В этой группе Смок насчитал восьмерых мужчин и женщин. Вскоре здесь же, среди торосов, они обогнали и вторую группу – человек двадцать. В нескольких футах от западного берега тропа сворачивала к югу. Торосы сменились гладким льдом. Но этот лед был покрыт слоем снега в несколько футов толщины. Санная колея не шире двух футов узкой лентой извивалась впереди. Стоило шагнуть в сторону – и провалишься в глубокий снег. Золотоискатели, которых они обгоняли, неохотно пропускали их вперед, и Смоку с Малышом часто приходилось сворачивать в сугроб и вязнуть в глубоком снегу.

Малыш был угрюм и неукротимо зол. Когда люди, которых он толкал, ругали его, он не оставался у них в долгу.