Любовь к жизни. Рассказы - [127]

– Привет, о Клок-Но-Тон! – отвечал тот. – Твой приход – радость моего дня.

– Мне казалось… – начал нерешительно Клок-Но-Тон.

– Да, да… – нетерпеливо перебил его маленький шаман. – Для меня настали тяжелые дни, иначе мне не пришлось бы благодарить тебя за то, что ты выполняешь мою работу.

– Мне очень неприятно, друг Сканду…

– Нет, я очень счастлив, Клок-Но-Тон.

– Я дам тебе половину того, что будет мне заплачено.

– Нет, не надо, друг Клок-Но-Тон, – прошептал Сканду, сопровождая свои слова умоляющим жестом. – Я твой раб, и дни мои полны желанием услужить тебе.

– Как и я…

– Ну да – тем, что сейчас помогаешь мне.

– Итак, это очень скверная история, с этими одеялами Гуниа?

Большой шаман намеренно протянул свой вопрос, и Сканду усмехнулся бледной, едва заметной усмешкой, ибо умел читать в сердцах людей, и все люди поэтому казались ему маленькими и жалкими.

– Искусство твое велико, Клок-Но-Тон, – сказал он. – Несомненно, ты сразу откроешь, кто совершил преступление.

– Да, я найду его, как только увижу. – Клок-Но-Тон снова заколебался. – Приходил сюда кто-нибудь из других селений? – спросил он.

Сканду покачал головой.

– Посмотри, разве это не прекрасный муклук?

Он поднял покрывало из тюленьей и моржовой кожи, и посетитель с тайным интересом принялся его разглядывать.

– Я недавно получил его.

Клок-Но-Тон внимательно кивнул головой.

– Я получил его от Ла-Ла. Он замечательный человек, и я часто подумывал…

– Да? – нетерпеливо заметил Клок-Но-Тон.

– Я часто подумывал… – заключил Сканду; голос его упал, и он замолчал. – Сегодня счастливый день, и искусство твое велико, Клок-Но-Тон.

Лицо Клок-Но-Тона прояснилось.

– Ты великий человек, Сканду, ты шаман из шаманов. Я иду. Я всегда буду помнить о тебе. А Ла-Ла, по твоим словам, замечательный человек.

Улыбка Сканду стала как бы призрачной, и он закрыл дверь за посетителем и задвинул все засовы.

Сим занимался починкою своего челнока, когда Клок-Но-Тон спустился на берег, и оторвался от работы лишь для того, чтобы хвастливо зарядить винтовку и положить ее рядом с собой.

Шаман заметил его движение и воскликнул:

– Пусть все соберутся сюда! Таков приказ Клок-Но-Тона, заклинателя злых духов!

Он собирался созвать их у дома Гуниа, ему необходимо было присутствие всех: сомневаясь в послушании Сима, он хотел избежать столкновений. Сима было выгоднее не трогать, рассудил он, так как Сим всякому шаману мог причинить много хлопот.

– Пусть приведут сюда женщину Гуниа, – приказал Клок-Но-Тон, свирепо оглядывая собравшихся вокруг него людей и заставляя содрогаться тех, на ком останавливался его взор.

Приковыляла Гуниа, опустив голову и глядя в сторону.

– Где находились твои одеяла?

– Я только разостлала их на солнышке – и глянь! – их уже не было! – захныкала она.

– Да?

– Все случилось из-за Ди-Иа.

– Да?

– Я его поколотила и буду еще бить за то, что он доставил столько горя нам, беднякам.

– Одеяла! – хрипло заревел Клок-Но-Тон, предвидя ее желание понизить вознаграждение. – Одеяла, женщина! Твое богатство известно всем.

– Я только разостлала их на солнышке, – засопела она, – а мы бедные люди, совсем бедные…

Он вдруг замер, лицо его исказила ужасная судорога, и Гуниа отпрянула от него. Но он так быстро прыгнул вперед со скошенными внутрь глазами и разинутым ртом, что она споткнулась, упала и стала ползать у его ног. Он размахивал руками, дико рассекая воздух, и все тело его извивалось и корчилось, словно от боли. Казалось, что у него эпилептический припадок. На губах показалась пена, и тело содрогалось в конвульсиях.

Женщины жалобно причитали, раскачиваясь взад и вперед, да и мужчины один за другим поддались общему возбуждению – оставался спокойным один Сим. Сидя на своем каноэ, он насмешливо глядел на все происходящее. Предки, чья кровь была его кровью, заговорили в нем, и он поклялся страшнейшей клятвой не терять присутствия духа. На Клок-Но-Тон страшно было смотреть. Он отбросил свой плащ и сорвал с себя одежду и остался совершенно нагим, лишь на бедрах болталась повязка из орлиных когтей. Дико завывая и крича, с развевающимися длинными черными волосами, он, как одержимый, метался по кругу. В его безумии чувствовался дикий, захватывающий ритм, и когда все поддались его влиянию, раскачиваясь одновременно с ним и вскрикивая в унисон, он внезапно уселся на землю, вытянув вперед руку и длинный, похожий на птичий коготь, палец. Тихий стон, словно плач по мертвецу, встретил этот жест, и все, дрожа, съеживались, когда ужасный палец медленно скользил мимо напряженных лиц. Этот палец нес смерть, и тот, мимо кого он прошел, знал, что ему суждено остаться в живых, и не отрываясь следил за движением рокового пальца.

В конце концов шаман с диким воплем остановил палец на Ла-Ла. Тот задрожал, как осиновый лист, увидя себя мертвым, имущество разделенным и вдову вышедшей замуж за брата. Он пытался заговорить, отрицать это обвинение, но язык его словно прилип к гортани, а в глотке пересохло. Теперь, когда дело было сделано, Клок-Но-Тон, казалось, наполовину лишился сознания. Но, закрыв глаза, он прислушивался, ожидая, когда, наконец, раздастся дикий, кровожадный вой, знакомый по тысяче прежних волхвований, вой людей, бросающихся, подобно волкам, на дрожащую жертву. Но кругом было тихо, затем – неизвестно, с какой стороны – раздался подавленный смешок и, распространяясь все дальше и дальше, перешел в громкий хохот.