Любовь к электричеству: Повесть о Леониде Красине - [33]

– Извините, Леонид Борисович, хоть вы и голосовали за эту резолюцию, – мягко сказал Ленин, – но, учитывая ваше «примиренческое» прошлое, я еще раз хочу обратить на нее ваше внимание. Убежден, пусть нас будет меньше, но мы должны быть твердыми и надо отказаться от болтовни…

Снова они шли вдвоем, теперь уже по Кенсингтон-роуд, и не смотрели больше на солнечные блики в витринах, на встречных дам и собак, вообще они забыли, что идут по Лондону в редкий для этого города солнечный день.

Вновь и вновь они обсуждали вопросы временного боевого соглашения с партией социалистов-революционеров, вопросы отношения к либералам, к крестьянскому движению…

«Да ну их к черту, – подумал тем временем субъект в ярком кашне. – Сколько можно плестись за ними? Все равно ничего не слышно».

Он кликнул кеб и через пятнадцать минут вошел в небольшое кафе на Стрэндс. Кафе было какое-то очень мягкое, покрытое стеганым плюшем – диванчики, пуфики, подушечки, и столь же мягким, стеганым, плюшевым казался толстый господин в углу, читавший «Панч». Это был глава русской заграничной агентурной службы коллежский советник Гартинг.

– Садитесь, «князь», – кивнул Гартинг и, вынув изо рта дешевую ямайскую сигару, выжидательно уставился цепкими рыжими глазами на субъекта в цветастом шарфе.

Тот фуфукнул носом, бубукнул, выдавив пухлыми губами желтенький пузырек, в глазах его появилась влага.

– Договаривались о закупке оружия в… в… в Японии, – пробормотал он.

– Только не врать! – оборвал его Гартинг. – Я полпути ехал за вами. Вы и на двадцать шагов к ним не приближались!

– Несколько раз приближался… – пролепетал «князь».

– О чем они говорили?

– Они смеялись, говорили о спорте, об уличных торговцах, о рыбе… В одном пабе они вынули какие-то бумаги, но я… но я в этот момент… упал… и…

– Все еще боитесь своих тифлисских дружков? – презрительно скривился Гартинг и пристукнул ладошкой по столу. – Ну-ну, еще заплачьте! Черт знает с кем приходится работать… – он вынул из портфеля конверт. – Сегодня же отправитесь обратно в Женеву и совершенно секретно передадите это письмо Георгию Аполлоновичу.

– Гапону? – глаза «князя» подскочили.

– Именно, – усмехнулся Гартинг. – Его можете не бояться. Через него получите дальнейшие распоряжения. Идите.

«Князь» – Арчаков вышел из кафе, и к Гартингу тут же подсел с улыбочкой человек в пенсне, в хорошем, очень добротном костюме берлинского бюргера.

– Вот с кем приходится работать, Андре. Что бы я без вас делал, не знаю, – проворчал Гартинг.

Сосед по купе, сидящий напротив, чем-то волновал, почти раздражал Красина, хотя более безликую, незаметную личность придумать было трудно.

Короткий ежик полуседых волос, выцветшие голубые робкие глазки, целлулоидовые полукружия оттопыренных ушей, пожелтевшие уголки целлулоидового воротничка. О такой персоне ничего и не скажешь, кроме «сосед», «пассажир», «покупатель», «прохожий»… Впрочем, может быть, именно эта неприметность одежды, манер, общее выражение лица и раздражали Красина. Он закрылся французской газетой и стал читать различные прогнозы предстоящей схватки русской армады с японцами.

Красин был в дурном настроении. Он думал о последней своей встрече с Морозовым. Суетливость, беспричинный дребезжащий смех, темные блики страха в глазах Саввы Тимофеевича выбили его из колеи. Он чувствовал, что в душе Морозова происходит какой-то неотвратимый, роковой процесс. Он отогнал тогда от себя это ощущение, но оно возвращалось снова и снова.

За короткое время их знакомства они очень сблизились. Красин с юношеских лет знал за собой свойство быстро, без оглядки привязываться к людям и потому часто заставлял себя быть сдержанным, даже суховатым с теми, кто ему нравился с первой встречи. Всегда сдержанным он был и с Морозовым, хотя ему чрезвычайно пришелся по душе этот умнющий и печальнейший человек. Морозов отвечал ему такой же сдержанностью, уважительной, деловитой, прохладной. Так нередко бывает между гордыми и независимыми людьми: долго они сохраняют в своих отношениях вежливую корректность, хотя оба прекрасно понимают: да, друг… точно – друг…

В эту их встречу в Виши Морозов смог дать совсем немного денег – больше у него не было: все дела прибирали к рукам родственники. Радостно набросившийся в первый момент встречи на Красина, он через несколько минут побледнел и стал пугливо оглядываться.

– Рассказывайте быстрее. Я не хочу, чтобы вас видели здесь…

– Кто?

– Вообще… Жена и вообще…

На глазах этого еще совсем недавно властного, жесткого человека появились слезы.

Красина передернуло, когда он вспомнил лицо Морозова в тот момент. Он отложил газету и стал смотреть в окно на милый французский пейзаж – зеленые холмы и лиловатые ложбины, скопления белых пятен и сверху красные пятнышки – проплывающие на горизонте крохотные городки с черепичными крышами и шпилями церквей.

Сосед был закрыт газетой, тем же «Фигаро». Вдруг он тихо пискнул. Газета опустилась. Глаза его округлились, рот приоткрылся.

– Подумать только, мсье, подумать только, – с почтительным ужасом произнес он.

– Простите? – сквозь зубы сказал Красин.

– Вы не прочли это сообщение? Вчера в Виши застрелился русский миллионер Морозов! Подумайте только, мсье, и чего человеку не хватало?