Любовь из металла - [81]

— О чем ты говоришь? — спросила я, или что-то моим голосом. Но я знала. И вы, без сомнения, тоже поймете.

В любом случае, она сказала мне, радуясь возможности последнего мозгоебства.

— Ты знакома с Зои и Лили? И одним из самцов… как же его зовут?.. Эндрю? — Она замолчала, играя со своей жертвой (мной), ожидая, что я добавлю недостающую часть имени. Когда я не сделала этого, она тоже не стала себя исправлять. — Ты очень, очень везучая, Лорен. Эксперименты часто заканчивались провалом поначалу. Сотня женщин — определенное Сенатом количество — принимали участие в этом задании. Все здоровые, и все из прожиточных классов общества. Им практически нечего было терять, хотя нельзя сказать, что они понимали риск, которому подвергались. И лишь несколько выжило. Только пятеро из первых детей осталось в живых. Процедура требовала гораздо больше исследований. Тем не менее, вы все содействовали с чудесным старанием. Настанет день, когда ты, может быть, будешь гордиться, частью чего ты была, и есть. И гордиться тем, что ты есть.

— Ты говоришь мне, что я не человек.

— Нет, дорогая моя Лорен. Нет. — Этот крокодил из Пустот Ада изображал возмущение. — Я говорю, что ты лучше, чем человек.

— Робот.

— Ты умышленно отказываешься понимать. Это для тебя шок, я знаю. Но ты должна постараться думать рационально. Ты, Лорен, и твой особенный вид, — будущее человеческой расы, которой роботы — как только мы решим текущую проблему — будут прислуживать. Даже Верлис, я думаю, говорил тебе кое-что об этом, когда рассказывал о Зои и Лили. И будь уверена, Лорен, он знает, что ты такое. Одна его робототехника едва ли может ошибиться в распознавании твоих собственных усовершенствований.

Безумная вспышка ликования. Я была уверена, что она использовала слова «он» и «его» ненароком. Но это была лишь яркая вспышка, тут же угасшая где-то на отдаленном утесе.

— Ты говоришь мне, что я как Зои и Лили. Человек с IVF-имплантацией, с вросшими, небиологическими механизмами.

— Да.

— Погоди минутку. Мне сказали, что Зои и Лили фактически выросли за пару лет. Насколько я помню, мне понадобились все семнадцать.

И снова ее гладкая улыбка:

— Это так похоже на соперничество сестер. Зои и Лили поздние, если позволишь так выразиться, модели. Ты была одной из первых. С тех пор техника развивалась.

— Слишком бойко.

— Иногда правильные данные таковы. В сущности, Лорен, ты — чудо. Послушай меня. Насколько известно мне и тем, кто работал над твоим созданием, ты никогда не будешь стареть. Ты останешься сильной. Тебе никогда не понадобится хирургическое лечение, медикаменты или химическое вмешательство. Физическое бессмертие — вот чем ты практически бесспорно обладаешь. В отличие от Верлиса и его компании.

Я повернулась и посмотрела ей в лицо. Мое тело показалось мне скрипучими дрейфующими досками, плохо сколоченными друг с другом. Но я была в своем уме, мои глаза видели ясно, и я увидела сидящую Деметру, что она была уродлива, и что она говорила правду. (Правда здесь не первая жертва войны, она — первый предатель).

— Убеди меня, — сказала я.

Она встала и пересекла комнату, и я слишком поздно увидела крошечный ножик в ее руке, которым она вскрыла внутреннюю сторону моей левой руки, от локтя до запястья. Кожа разошлась как лепестки цветка. Я увидела кровь. Затем, будто за версту, блеснула человеческая кость. А затем я увидела серебро. Серебро. Крохотные колесики поворачивались. Маленькие звезды сияли. Пока кровь не затопила их.

— Срасти свою кожу, — сказала она, само олицетворение безмятежной власти.

И я срастила.

Кожа сошлась и сшилась сама по себе, остался глубокий розовый шрам.

А Деметра сказала:

— Не беспокойся, Лорен. Он вскоре рассосется. Все пройдет за месяц. Твоя кожа и все твое тело способны регенерировать. Поэтому ты никогда не заболеешь, никогда не станешь старше двадцати или двадцати одного на вид. Предположительно, никогда не умрешь.

Мне действительно стыдно вот за что: Деметра стерла с меня кровавое пятно, посадила на диван и склонилась надо мной. Она опустила мою голову между моих колен. Комната вращалась, и я смогла выдавить из себя только:

— Оставь меня одну.

Я подумала: «Меня не вырвет, меня не вырвет». Я могла представить, как она держит таз, как, возможно, держала его однажды или пару раз перед маленькой Джейн, когда ни один из домашних роботов не был достаточно быстрым. И после альтруистически отчитывала ее, скорее с оттенком грусти, нежели с гневом.

Когда мир постепенно пришел в равновесие, голос Деметры произнес:

— Тебе нужно время, чтобы все осмыслить.

Я услышала, как дверь открылась и закрылась, где-то глубоко в тумане.

В конце концов, возможно, она просто испугалась, что меня может вывернуть на ее туфли на четырехдюймовых каблуках.

Ты возвращаешься и пересматриваешь прошлое. Как с той штукой относительно Глаи, изображавшей Джейн. Мысленно проходишь путь заново, и теперь везде тебе видятся проблески истины.

Как с побоями и шлепками в Ордене, с дедовской поркой, пинками Биг Джой — как быстро на мне все заживало по сравнению с другими детьми, ведь доставалось не больше моего. И что с зубами моими всегда все было в порядке, даже когда я жила на одних хлебных корках и водопроводной воде. Что меня никогда не рвало, даже от порченого мяса, только однажды от страха. (Ну и когда я притворялась, чтобы спокойно читать Книгу). Мелочи, множество мелочей. Мелкие раны и порезы (ни один из них не был таким глубоким, как порез, сделанный Деметрой), как быстро они излечивались. Мотоцикл переехал мне ногу, когда мне было семь лет — и ни одна косточка не сломалась. И падение с лестницы в пятнадцать, когда я расстроилась от вида своей рыжеволосой мертвой матери по имени Лорен. Другие вещи. Другие