Любовь и смерть Ивана Чагина - [20]

«Я никогда не говорил ей о своём оружии. — размышлял с некоторой обидой Иван. — Откуда узнала? Даже известно сколько весит «Парабеллум». Не ошиблась. Килограмм без деревянной кобуры-приклада для прицельной стрельбы. Странно всё это. Довольно странно. Надо пойти к Гребневу и доложить. Пусть проверит, есть в губотделе Свищёв и Гельм. Почему они не собрали коллектив, не провели собрание, не рассказали о делах и проблемах в Самаре, о задачах партии. Обычно представители, уполномоченные, бывая в редакции, так делали. Эти говорили только с Редкиным. Говорили очень тихо. Им было, что скрывать? Обычно Чагин слышит о чем идёт речь в кабинете. Не подслушивает, но слышит».

…Он их никогда не видел раньше. Фамилии изменили, взяли другие, но вполне вероятно работают в губисполкоме. Уверены в себе, в своих документах. Гребнев прав, сказав, что старую гвардию отодвинут в сторону. Она безграмотна, не может руководить, как следует, чтобы строить новое общество, как указывает десятый съезд партии. Старики сделали своё дело. Теперь они не нужны, так как не понимают нового направления, считая его неверным. Военный коммунизм окончен. Нужно восстанавливать промышленность. Появилась частная торговля. Разрешено брать батраков. Гребнев считает, что это отступление от главных идей революции. И не только Гребнев против НЭПа. Большинство воевавших красноармейцев, не соглашаются с партийной линией съезда. На собрании, когда обсуждали решение ЦК ВКП(б) об отмене военного коммунизма и начале новой экономической политики, коммунисты не были готовы к этому и были против Замена продразвёрстки продналогом радовала крестьян, а вот развитие частной торговли и частных мастерских по производству мебели, посуды, и прочей ерунды встретили, что называется, в штыки. Появились извозчики, строительные артели. Заработали булочные и кондитерские. Кинотеатр вновь осветился рекламой. В газете много объявлении об открытии музыкальных и танцевальных классов, о работе частных парикмахерских и медицинских кабинетов, о продаже колбас, балыков, вин, о разных видах услуг, которые раньше преследовались законом. Сегодня требуются специалисты грамотные и разбирающиеся в новой экономической политике. На старых заслугах далеко не уедешь. Одно дело шашкой махать, а другое — восстановить токарный цех в депо.

Иван видел, как бьют себя в грудь бывшие военачальники, как рассказывают, как они сражались с контрой, как проливали кровь. Теперь это стало забываться, отходя на второй план. У Гребнева хватает ума не хвастаться своими подвигами, хотя заведующие отделами исполкома, выступая трибун, обязательно рассказывают, как они громили Колчака, как освобождали города и сёла. Из зала доносятся ехидные хлопки и возгласы: «Не ты один воевал! Мы тут не на печке сидели! Говори, когда цены на хлеб перестанут поднимать спекулянты?! Почему перестали молоко привозить?»

10

До конца рабочего дня оставалось немного времени. Иван писал очерк о печнике, который строил экономичные печи во дворцах Петербурга. За это его наградили медалью «За усердие». Изучали его кладку учёные люди, пытались понять за счёт чего выходит экономия дров. Хитроглазый дедок нарисовал Ивану схему, говоря, что каждый печник может класть такие печи…

Вошёл Гребнев. Стуча протезом, прошёл к редактору, поздоровавшись с сидевшим Иваном и Пожарской. Ирина убежала домой, к ней приехала мать из деревни. Иван посмотрел на стенные часы. Истопник начал носить дрова, а уборщица запалила большую керосиновую лампу над столом Пожарской, взялась аккуратно чистить стёкла других ламп кусками ветоши. Пожарская села за машинку, сняв брезентовый чехол. Вставила новую ленту и начала печатать.

В течении дня она несколько раз обращалась к нему, чтобы сократил большую информацию о работе сельской комсомольской организации в селе Порубежный Мар, чтобы добавил несколько строк в зарисовку о подготовке к посевной в коммуне «Красный восход». Это были обыкновенные дела, к которым Иван привык, исполнял их быстро, так как знал, что в типографии простой. Чем раньше он сделает то, что от него требуется, тем раньше застучит печатная машина. Всякий раз, Екатерина Дмитриевна очень ласково всматривалась в глаза Ивану, словно хотела увидеть в них нечто удивительное и очень нужное ей. Это настраивало Чагина на стремление работать быстро и точно. Она благодарила его за оперативность, за правильный выбор дописанных деталей.

Так пролетел куцый декабрьский день. Чагин постепенно забывал о посетителях в дохах. Но появление секретаря Гребнева заставило вспомнить о фамилиях и номерах мандатов. Разговор прекратился неожиданно быстро. Гребнев застучал протезом. Они вышли, что-то договаривая. Секретарь, запахивая старый бушлат, сказал, остановившись около стола Ивана:

— Броневик у нас забирают. Потребовался в городе. Кто-то осведомил. Лишись грузовика. Не успели снять башню, как телеграмма…

Как добрый хозяйственник, новые пулемёты оставил себе, а сношенные — установил на место. Большую коллекцию оружия собрал председатель укома Гребнев в кассе бывшего товарищества «Волга». В больших сейфах хранились не золотые империалы, а стояли коробки с патронами и бомбами. Вдоль стен стояли в козлах винтовки, карабины, ручные пулемёты, охотничьи ружья, изготовленные на заводах Германии, Австрии, Канады, Великобритании, Японии, Франции, Америки, Бельгии. На стенах висели шашки и кинжалы, штыки и бебуты. Это был склад, способный вооружить если уж не полк, то на три пехотных роты хватило бы этого добра. Даже во дворе у конюшни стояли скрепленные цепями три горных трёхдюймовых орудия, укрытые брезентом. Десяток других пушек старого образца, чуть ли не с турецкой компании, без снарядов, полуиспорченные местными кузнецами, пытавшимися использовать орудийный металл на хозяйственные нужды. Гребнев отвечал на вопросы губернских посланцев, просивших новый пистолетик для «особо важных дел»: