Любовь и смерть Геночки Сайнова - [71]

– Только я тогда чего то не понимаю, Россия что? Она в идеале из еврейских лавочек должна что ли в идеале состоять?

– Ну, это как кто ее видит, жизнь то здесь априори лучше!

– Ошибаешься, май френд, – в стиль и в тон принятому здесь обычаю смешивать лексику, возразил Коровин, – жизнь в России быстро меняется, нефть то у нас есть, а у вас ее нет.

– Ну, может оно и так, может и приподнялся у вас там кто ближе к скважинам да к трубе до перестройки сидел, но народец то всеже в Америку на заработки тянется, вот хоть бы и Кирюшка Сайнов… – ответил Григорий Ефимович с ухмылочкой.

– А я ведь его искать приехал, – посерьезнев сказал Алексей, – мне он нужен. Где он теперь?

– Не знаю, – развел руками Григорий Ефимович, – уже третью неделю как съехал с квартиры и ни слуху, ни духу…

– А в полицию ты обращался? – спросил Алексей.

– А зачем? – Розенбаум недоуменно пожал плечами, – он у меня ничего не украл, зачем мне в полицию? Страна у нас свободная, каждый волен ходить и уходить куда и когда ему вздумается…

– Понятно, – крякнул Алексей, – а мне что посоветуешь? В полицию или к частному детективу?

Григорий Ефимович посоветовал к частному детективу.

Если деньги имеются.

Деньги имелись.

И рассчитавшись за свою половину обеда, Коровин попросил у официанта телефонный справочник… …

Из огромного списка частных сыскных фирм и фирмочек Алексей выбрал ту, которая работала с русскими клиентами. Контора Владимира Райкина находилась неподалеку – на Парк – лейн – драйв. Шофер такси невозмутимо выслушал адрес, который назвал ему Алексей, провез его двести метров и остановился "эт зэ енд оф зэ дистенейшн"…

Коровин дал ему десятку и беззлобно выругался, – ведь мог бы сказать, что это рядом, скотина!

Райкин оказался бывшим московским ментом – работал на Петровке 38, ловил всякую шпану, но отчаявшись получить подполковника по причине "пятого пункта", в начале горбачевской перестройки, когда лимиты на эмиграцию были похерены, первыми же пароходом, самолетом и оленями, "которые заведомо – лучше", уехал в Америку.

Райкин выслушал Алексея, все внимательно с его слов записал, взял фотографии Кирилла, которые Коровин привез с собой и принимая аванс сказал, – - Я не советую вам самостоятельно искать парня, – сказал Райкин, – всякое может быть, в любую неприятность вы можете влипнуть вслед за вашим Кириллом, так что лучше доверьтесь мне и наберитесь терпения. ….

Иван Максимович Сайнов попал в контрразведку Степного фронта к майору со смешной фамилией Гарный.

Так бы в ином другом случае она и не была бы такою смешной, эта фамилия, кабы не обладал ее носитель совершенно карикатурной внешностью.

Гарный, которого сослуживцы за глаза звали либо "Угарный", либо "наш гарный хлопец", имел росту ровно сто пятьдесят пять сантиметров. Но при этом был большеголов, длиннонос и кадыкаст. А еще и обладал громогласным, как он сам говорил – "командным" голосом, с которым можно было бы руководить и танковой дивизией с заведенными моторами…

Уже третий допрос Иван Максимович умилялся удивительным сапогам своего следователя.

Да, сапоги у майора Гарного были что надо!

На высоких каблуках, что делали его майора выше на целых шесть с половиною сантиметров. Да со специальными ремешечками на щиколотках, да с пряжечками.

– Ну что? Будем и дальше фуфло гнать? – тихо спросил Гарный, едва конвоир завел Сайнова в кабинет.

У Гарного была отвратительная манера – становиться за спиной и стоять… Стоять над душой, то шипя в самое ухо, то гаркая чуть ли не в затылок допрашиваемому, – ну что? Не надоело фуфло гнать?

Историю про то, как Иван Максимович год готовился к побегу и как, наконец, осуществил задуманное, угнав у немцев "юнкерс", Гарный сразу отнес к категории "фуфла"…

– Это все туфта, это фуфло все что ты мне тут понаписал, – с какой то веселой злобной остервенелостью покрикивал Гарный при этом перед самым носом Ивана Максимовича размахивая листочками протокола, – нам все известно, наши люди ОТТУДА давно дали нам информацию о том, как тебя готовили к забросу…

При слове ОТТУДА, Гарный многозначительно мотнул головой в ту сторону, где по его предположению находилась линия фронта и тот аэродром, откуда Иван Максимович угнал "юнкерс" оберлейтенанта Зингеля.

– Кончай Ваньку валять, говори, кто твой немецкий начальник? Имя! Имя назови, скотина, пока я тебе яйца дверьми не начал щемить, а не то начну, то ты уж точно сразу все скажешь, а яиц то больше уж у тебя не будет – расплющу, сука!

– Запугивает, – думал про себя Иван Максимович.

Он знал, он хорошо усвоил лекции их полкового особиста Георгия Петровича.

В сорок первом они вместе попали в плен.

Георгий Петрович едва тогда только успел переодеться в гимнастерку с петлицами воен-техника второго ранга. И немцам сказал, что документы его сгорели при бомбежке аэродрома.

А Иван Максимович, в общем то спас тогда Петровича, подтвердив гестаповскому офицеру, что знает воен-техника Бирюкова, что тот действительно служил в их сто тридцать шестом бомбардировочном авиаполку старшим техником по ремонту…

Потом, в лагере они держались друг за друга, и во многом, именно благодаря опыту Петровича, его умению "поставить" себя в экстремальной ситуации, ситуации плена и лагеря, им обоим удалось выжить в первые три месяца голодного ада, когда немцы ставили над всеми ними свой страшный выморочный эксперимент.