Любовь и шпионаж - [11]

Ди внезапно побледнела, ее глаза из голубых сделались фиолетовыми.

– Не может быть, чтобы он поехал в Париж! – воскликнула она.

– А я знаю, что он поедет – специально повидаться с Максиной.

– Нет, нет! Это было бы вероломством! – в голосе ее прозвучало рыдание. – Он говорил мне, что не перешел бы даже улицу ради того, чтобы увидеться с ней. Я… я поставила ему условие: если он соскучится по ней и захочет ее повидать еще раз, то, конечно, вправе сделать это, но тогда должен оставить всякую мысль обо мне. Я не собираюсь делить его с другой!

– Ну, значит, он нарушил твое условие, решил, что соскучился по ней.

– Когда мы расставались с ним всего полчаса назад, он так уверял…

– А два часа назад назначил Максине свидание. Ха-ха-ха! И знаешь, на какой день? На завтра, после полудня.

– Ты бредишь!

– Напротив, я в полном рассудке. Завтра ты будешь «бредить» так же, если придешь на вокзал Виктории утром в десять часов, к отходу дуврского поезда.

– Я буду там! – вскричала она, то краснея, то бледнея. – Но и ты будешь со мной, чтобы убедиться, как ты неправа. Я знаю, ты все налгала.

– Заключаем договор, – сказала я спокойно. – Виктория-вокзал, десять часов, только ты и я, больше никто. И если я окажусь права, ты откажешь ему, не так ли?

– Он может быть срочно вызван в Париж по деловым соображениям, – она все еще пыталась защищаться. – Если б у него было намерение повстречаться с Максиной де Рензи, он непременно сказал бы мне. Но на вокзале я все же спрошу его… т. е. спрошу в том случае, если он там будет, потому что уверена, что его не будет.

– Что же именно ты спросишь?

– Встретится ли он в Париже с этой актрисой. Если он скажет «нет», я поверю ему. А если скажет «да»…

– Ты заявишь ему, что между вами все кончено?

– Он поймет это без моих слов, после нашей вчерашней беседы.

– И что бы ни случилось, ты не проболтаешься, никому не наябедничаешь на меня? Обещаешь?

– Обещаю, – отвечала Ди.

И я знала, что она сдержит свое слово.

Рассказ Ивора Дандеса

Глава 4. Ивор едет в Париж

Довольно неприятное чувство испытывает человек, когда его неожиданно хватают за шиворот и сбрасывают с небес в… другое место.

Именно это испытал я, когда прибыл на вокзал Виктории, по пути в Дувр. Билет у меня был уже взят, и я поспешил на платформу, имея в запасе самое малое количество времени (меня предупредили об опасности быть замеченным, если я прибуду слишком рано). И тут я вдруг столкнулся лицом к лицу с девушкой, которую в другое время больше всего хотел бы видеть, но с которой в данный момент меньше всего желал встретиться, – с Дианой Форрест!

Бесенок – Лиза Друммонд – была с ней; но сначала я увидал только Ди – Ди, несколько бледную, но прекрасную как всегда. Лишь вчера вечером я говорил ей, что Париж не представляет для меня никакого соблазна. Я сказал, что совершенно не желаю видеть Максину де Рензи. И вот теперь ехал, чтобы увидеться с ней, – и Ди уличила меня в этом поступке.

Конечно, я имел право солгать; и думаю, что большинство людей, даже самых честных, сочло бы не только законным, но и мудрым – солгать там, где объяснения запрещены в интересах государства.

Но я не мог лгать девушке, которую люблю: это заставило бы меня возненавидеть и жизнь, и самого себя. Решив отвечать ей только правдиво, я обратился к ним с обычным «Доброго утра!»

– Вы собираетесь за город? – спросил я, сняв шляпу перед Ди и Бесенком, чье круглое маленькое личико выглядывало из-за плеча моей возлюбленной. Раньше мне никогда не приходило в голову, что Бесенок похожа на кошку; но теперь внезапное сходство поразило меня. Вероятно, было что-то в выражении лица бедняжки или в ее зеленоватых кошачьих глазах, которые в этот момент, казалось, сосредоточивали в себе познание всего мирского зла и хитрости со времен древних египтян, когда кошек обожествляли.

– Нет, я не собираюсь за город, – отвечала Ди. – Я пришла сюда, чтобы встретить вас – в том случае, если б вы уезжали с этим поездом. И взяла с собой Лизу.

– Кто вам сказал, что я уезжаю? – спросил я, секунду или две надеясь, что министр иностранных дел посвятил ее в свой секрет, – быть может, угадав наш и решив, что мой неожиданный и необъяснимый отъезд может повредить нашей любви.

– Я не могу сказать вам этого, – отвечала она. – Но мне не верилось, что вы уезжаете, хотя я и получила вашу записку сегодня утром, с восьмичасовой почтой.

– Я рад, что вы получили ее. Я отослал ее вскоре после того, как расстался с вами прошлой ночью…

– Почему же вы прямо не сказали мне при прощании, что не сможете увидеть меня сегодня после полудня, вместо того, чтобы писать записку?

– Говоря откровенно, – сказал я (я должен был сказать это), – в тот момент, и только в тот момент, я совсем забыл о базаре герцогини Глазго. Уже после того как я решил пойти на этот базар, случилось нечто, лишившее меня возможности пойти туда. В своей записке я просил вас позволить мне вместо того, увидеться с вами завтра – и сейчас еще раз прошу об этом. Скажите «да»!

– Я скажу «да», и охотно… при одном условии, – отозвалась она со странной, бледной улыбкой: – вы мне скажете, куда сейчас едете. Я знаю, нехорошо с моей стороны допрашивать, но… но… о, Ивор, это нужно, поверьте! Вы не сочли бы это нехорошим, если б могли понять меня правильно.