Любовь и секс в Средние века - [62]
Гравюра на дереве, впервые появившаяся в 20-х годах XV века, служит эротике и культу тела. Ее техника становится все совершеннее, и мастера учатся искусству моделирования человеческих фигур. Так, Петер Флётнер[67] вырезает целый алфавит в виде обнаженных тел, а Альбрехт Дюрер делает человека краеугольным камнем всего графического мастерства. Он ставит перед собой вопрос: как сделать искусством изображение человека? И отвечает на него, отводя телу особое место, наделяя его силой эроса. Он больше не использует шаблоны — в его работах появляется эротическое тело, и эту тенденцию подхватывают и совершенствуют Лукас Кранах, Ганс Себальд Вехам и Альбрехт Альтдорфер[68].
Эти перемены в живописи провозглашаются еще до Дюрера, например, картиной художника Мартина Опифекса, который работает в середине XV века при дворе императора Фридриха III.
Его изображение Медеи, охваченной любовной тоской, — произведение несравненной красоты. Историк искусства Габриеле Бартц пишет: «В помещении, лишенном мебели и украшенном лишь вделанной в стену полкой с сосудами и намеченным одним штрихом карнизом для парчового занавеса, мы видим женщину, которая повернулась к зрителю спиной. Ее ниспадающее на пол одеяние собрано в несколько подвижных складок, которые наряду с заплетенными, забранными наверх волосами написаны размыто, в остальном на картине господствуют жесткие линии. Мы не видим лица женщины и таким образом получаем свободу мыслей, ибо ее мимика не задает определенного тона для атмосферы полотна. Обращенная к нам спиной, она перенаправляет наш взгляд в смутную даль, в неопределенный, неизмеримый окружающий мир. Вечернее настроение неба наводит тоску и на нас. Подобное качество изображения с похожей силой воздействия впервые повторяется лишь в XIX веке в картине Каспара Давида Фридриха[69] “Женщина у окна”».
Флагелланты, ведьмы и инквизиторы
С. 269. История про молодого монаха и его наставника аббата. Иллюстрация к «Декамерону» Джованни Боккаччо, 1415–1419 гг.
С. 270. Ведьма, заколдовавшая молодого мужчину (ок. 1470). Гравюра на меди.
Норма и извращение в сексуальной сфере
Наши понятия о сути сексуальности запутываются все больше и больше благодаря тому комплексу навязанных идей, который мы называем моралью. Поскольку всякая мораль сводится к известному ограничению, она неотвратимо ведет к противлению природе. Утверждение, что сексуальность — грязь, не было изобретением христианства, но церковь с готовностью переняла эту идею и почти на два тысячелетия придала ей характер непреложной истины.
Впрочем, церковь не может оспорить необходимость интимных отношений для продолжения человеческого рода, а потому вынуждена проявлять мягкость, разрешать хотя бы некоторые виды секса и даже придавать им сакральную форму брака. Решающим критерием «благонадежности» секса становится его использование исключительно для продолжения рода. Следовательно, сексуальные действия, служащие только для удовольствия, отвергаются. Образуются прочные представления о том, что «правильно», то есть что соответствует норме. Все прочее оказывается, напротив, аномальным или неправильным и относится к патологии.
Однако попытки подавить половую жизнь зачастую оборачиваются бедой, обнаруживая все противоречия морали: в один поток сливаются сладострастие и ужас, блаженство и грязь, сексуальное и религиозное возбуждение, кровь, муки и смерть. Поэтому неслучайно и совсем неудивительно, что как раз во времена Средневековья появляется непомерное число святых и ведьм. Холодный разум удовлетворяет лишь на короткое время — пока влечение спит. Но как только оно просыпается, подавленная сексуальность нередко находит разрядку в безобразных извращениях.
Мы уже видели, что сексуальное извращение служит для католической церкви благовидным предлогом, чтобы избавиться от неудобных, нестандартно мыслящих людей — таких, например, как катары. Правда, существуют секты, вполне сознательно практикующие отклонение от нормы: таковы приверженцы адамитской секты тюрлюпинов, пользовавшейся популярностью в XIV веке в Савое, Дофине и Париже. Они официально практиковали внебрачное сожительство, ходили — в зависимости от местности и времени года — то одетыми, то нагими, однако, даже будучи одетыми, отказывались прикрывать половые органы. Они считали эти части тела особым даром Бога, а потому даже половой акт осуществляли прилюдно. Неудивительно, что инквизиция скоро вплотную занялась этой сектой.
Похожим образом вели себя представители секты пикардистов, основанной одним крестьянином из Пикардии. Он называл себя сыном Бога и заявлял, что послан в мир для того, чтобы возродить законы природы. Обоим полам предписывалась нагота, а также провозглашалась полная свобода интимных отношений. Почувствовав вожделение к определенной женщине, пикардист обращался к главе секты со словами: «На эту возгорелся мой дух». После чего тот давал ему разрешение на совокупление, напутствуя словами Ветхого Завета: «Плодитесь и размножайтесь».
Если официальная церковь объявляет что-то развратом или распутством, это означает, что с точки зрения христианской или общественной морали была преступлена граница, нарушена заповедь. При этом церковь, определяя границы сексуального поведения и налагая запреты, временами не в состоянии руководстваваться ими на практике.
