Любовь и прочие обстоятельства - [57]

— Это случайность, Уильям. Я поскользнулась. И мне очень жаль.

— Я хочу домой, — ноет он. — Ненавижу это озеро. Здесь холодно. Ненавижу парк.

— Хорошо, только успокойся. Мы сейчас поедем домой.

Уильям даже не смотрит, когда мы минуем памятник Дюку Эллингтону. Я пытаюсь привлечь его внимание к девяти обнаженным кариатидам, изображающим муз.

— Смотри, — говорю я, — Сэр Дюк стоит рядом со своим роялем. Он даже не играет.

Уильям бредет рядом со мной и даже не поднимает голову.

— Высота памятника — семь метров пятьдесят сантиметров, — отчаянно продолжаю я.

Уильям молчит.

— Сэр Дюк — это прозвище, которое придумал Стиви Уандер. Наверное, он был единственным, кто так его называл. Ты ведь знаешь, кто такой Стиви Уандер?

Я пытаюсь изобразить Стиви Уандера, мотая головой и барабаня по воображаемым фортепианным клавишам. Правда, единственная песня, которую я помню, — это «Черное и белое».

Уильям не то шипит, не то ворчит, как рассерженный кот. Я замолкаю и смотрю на этот жуткий памятник. Колонны заканчиваются у муз между ног и выглядят как гигантские фаллосы. Неужели бедный Дюк Эллингтон заслужил такой уродливый мемориал?

Разумеется, мы не можем поймать такси, и вскоре я взбешена не меньше Уильяма. Поверить не могу, что мальчик снова вымок из-за меня. Поверить не могу, что забыла зонтик. Все повторилось. Наконец, когда мы промокли насквозь, так, что волосы прилипли к голове, я останавливаю «левое» такси. Уильям артачится, но я заталкиваю его на заднее сиденье. Плечевых ремней безопасности там нет, но в салоне чисто и сухо.

— Угол Центрального парка и Восемьдесят первой, — говорю я.

Мы молчим, а потом я оборачиваюсь к Уильяму:

— Уильям, наверное, это тоже должно стать нашим секретом.

— Ни за что, — отвечает он.

Глава 22

Мы заходим в вестибюль и натыкаемся на Джека. Он болтает о бейсболе с новым консьержем.

— Иногда, мистер Вульф, я слегка завидую американским фанатам. Неохота это признавать, но…

— Ты меня просто убиваешь, Родриго.

— Говорю это только вам…

Джек качает головой:

— Честное слово, ты пал в моих глазах.

— Папа! — кричит Уильям. Он протягивает руки, но это не столько желание обняться, сколько жалоба.

— Привет, Уилл. Что с тобой? Ты весь в грязи.

— Эмилия бросила меня в озеро. Она бросила меня в ледяное озеро.

Я его не перебиваю. Просто качаю головой, иду вперед и вызываю лифт.

— Эм! — зовет Джек. — Что случилось?

Я снова качаю головой.

— Эмилия!

Родриго исчезает. Он скрылся в недрах здания или выскользнул наружу, под навес, чтобы переждать скандал.

— Давай поговорим наверху, — предлагаю я.

Мы молча поднимаемся на лифте. Слышно только, как Уильям драматически шмыгает носом.

Когда входим в квартиру, Джек повторяет:

— Что случилось?

— Эмилия бросила меня в озеро, — канючит Уильям и начинает плакать.

— Не говори глупостей, — огрызаюсь я и коротко объясняю, что мы поскользнулись и он упал в воду. — Это была просто случайность. Мы развлекались, — говорю я и морщусь, слыша в своем голосе жалобную, умоляющую нотку. — Честное слово, нам было весело.

Джек склоняется над Уильямом и большими пальцами стирает с его лица слезы.

— Давай-ка снимем мокрую одежду и примем горячую ванну с пузырями.

Он поднимает Уильяма, и тот немедленно обвивает его руками и ногами, как осьминог.

— Я весь промок, папа, — жалобно бормочет он.

— Это просто смешно, — замечаю я.

Джек молчит. Они уже на полпути по коридору, когда я кричу:

— Подождите!

Джек останавливается в дверях детской.

— Что? — спрашивает он. Голос у него вот-вот сорвется.

— Ты не собираешься сказать ему, что он преувеличивает? Что не стоит так волноваться из-за капельки воды? Нам было весело, Джек! Неужели ты ничего ему не скажешь?

Джек поджимает губы, ноздри у него раздуваются. Лицо бледное, почти белое от гнева, особенно вокруг глаз.

— Хочешь, чтобы я что-нибудь сказал, Эмилия? — Он буквально выплевывает каждое слово, словно что-то горькое. — Ты действительно хочешь, чтобы я что-нибудь сказал?

«Ничего не говори. Не произноси слов, которые вертятся у тебя на языке».

— Это была случайность, — настаиваю я. — Мы поскользнулись. Мы бежали и упали.

— Тебе наплевать. Он замерз и испугался, а тебе наплевать.

— Нет, не наплевать. И ничего он не испугался. Ты же знаешь Уильяма, Джек. Ты знаешь, что он всегда преувеличивает. Просто ему неприятна сама мысль о том, что со мной может быть весело. Мальчику кажется, что он предает Каролину. Но это же просто глупо. Ты должен объяснить ему, что это глупо.

Джек осторожно ставит Уильяма наземь, направляет его к двери и закрывает ее, а потом наклоняется ко мне и тихо говорит:

— Ты даже не представляешь, какое у тебя лицо, когда ты на него смотришь. Оно ледяное. Холоднее, чем это проклятое озеро.

Он рывком открывает дверь детской, заходит и захлопывает ее за собой.

Я никогда не была холодной. Наоборот, я очень тепло относилась к сыну Джека. Честное слово. Но его слова и мысли обрушились на меня, словно волна жидкого водорода. Это они меня заморозили, сделали хрупкой и неподвижной. Холоднее, чем когда-либо.

Я стою, белая от холода, и отчего-то вспоминаю совершенно другую ситуацию, которая была ужасно давно. Тогда я чувствовала себя так, словно кто-то открыл маленькую дверцу у меня на макушке и впустил солнечный свет в мое тело, наполнив его от кончиков пальцев до самого темечка. Эта минута казалась еще прекраснее из-за того, что именно привело нас к ней. Весь день и за неделю до того я была уверена — знала это так же твердо, как номер собственного телефона, — что Джек снова собирается со мной расстаться.